— Но ведь свадьба предполагает закрепление союза, — говорю это, потому что руна языка подсказывает популярный на Ялмезе обряд — бракосочетание, где секс — обязательная составляющая.
Король идет по холлу, убирает руки за спину и замирает возле лестницы. Я вижу его профиль, убранные назад волосы и легкую улыбку. Или коварную ухмылку? А если он играет сейчас, что я потом буду делать?
— Могу немного помочь, чтобы ты не испытывала дискомфорт, если я тебе так противен, — говорит он тихо, но властно. От его голоса дрожь рассыпается по всему телу.
— То есть, — хочу ступить вперед, но нога словно придавлена тяжелым брусом, покалывает и немеет. Прижимаюсь спиной к стене и договариваю: — То есть наши ночи в деревне были под воздействием магии?
Я впиваюсь в него взглядом и хочу прожечь насквозь, чтобы не юлил и говорил правду. Эмилиан покачивается на пятках, затем поворачивается ко мне спиной и ступает на ступеньку, словно собирается уйти.
— Я права, — шепчу и закрываю лицо ладонью. — И ты ждешь, что после этого я стану на тебя как-то иначе смотреть? Не так, как на Марьяна?! Стану доверять? Любить? Желать?
Король отряхивается и резко поворачивается.
— Знаешь, Дарайна, — всего три шага, и мужчина оказывается лицом к лицу, прижимает громадной тенью меня к стене. — Я терпеливый. Очень терпеливый. Но и у меня есть слабости. И около десяти лет моя слабость, — его голос внезапно срывается в хрип, — это ты.
Я не могу дышать. Яблочный свежий запах забивает ноздри, вплетается кислинкой в нервы, заставляя прикрыть веки. Пульс и жар смешиваются в необычный коктейль, а на кончиках пальцев покалывают магические искры.
— Я не знал, что ты занята, — шепчет Эмилиан.
— Это разве остановило бы тебя? — отвечаю, но не открываю глаза. Я чувствую его близость и не хочу его отталкивать.
— Ты моя. Моя. Подарена Стихиями. Только моя… — он прижимает горячий лоб к моему лбу и закрывает с двух сторон руками. Я чувствую его дыхание, представляю вкус его губ, до темных мушек перед глазами хочу к нему потянуться, но не смею. — Это неправильно, он не должен был тебя трогать. Если бы ты жила на Ялмезе, этого не случилось бы никогда. Вселенная обязана была тебя оградить, но…
— Но он тронул, — распахиваю веки и тону в голубом океане его глаз, покрытых невесомым глянцем. — И ты — его брат. И ты с ним — одно лицо.
— Дарайна, я знаю, что тебе тяжело, — его пальцы ласково перебирают волосы, мучая меня невыносимой дрожью. — Я готов принять поражение, что угодно, любые условия. Только с твоей гибелью и смертью ребенка я не соглашусь никогда. Никогда, ясно? И, если ты не захочешь, не уступишь, не смиришься с моей схожестью с братом, я уйду. Смирюсь. Умру… Пусть так и будет. Ты будешь свободна. Но только его не убивай, — он отходит на шаг и смотрит на мой живот. Я оборачиваю себя руками, неосознанно защищая малыша. — Не убивай… Ты ведь чувствуешь его, я знаю. Он спасет наш мир, спасет миллионы, я готов ради этого рискнуть собой.
