Будет ли выход из этого замка? Смогу ли сбежать от Эмилиана? Научусь всему, присплю его внимание, а затем спрячусь. И никто не посмеет меня тронуть, теперь я не позволю, потому что магия добавляет уверенности, приятно покалывает пальцы и делает сильней.
В груди пламя не утихло, а еще я вижу в полумраке четкие очертания, словно могу переключать зрение и видеть в темноте. Это так странно и интересно. Я долгое время увлечена новыми открытиями своих возможностей и не замечаю, как мы выходим в широкий и высокий холл с огромной лестницей по центру.
Шлепаю по прохладному камню и рассматриваю широкую спину короля. Я знаю, что он чувствует мой взгляд, в свете живых огоньков маруний, что мечутся над нашими головами, потому что замечаю, как на сильных смуглых руках приподнимаются волосы от дрожи. Неужели его так волнует мое присутствие?
Я все еще босиком и в халате, а спросить разрешения переодеться стыжусь. Или боюсь. Мне сложно поставить Эмилиана и свое прошлое в разные углы, потому молча следую за королем и только на пороге замка замираю: идти без обуви в темноту совсем не хочется.
— Свежий воздух перед сном очень полезен, — говорит Эмилиан и отступает, чтобы меня пропустить. Опускает голову. — Ты вышла без обуви? Дарайна?
— Не страшно, сейчас не зима, — я пожимаю плечами.
— Не зима, но ночью можно наступить на ядовитые камни. Не позволю.
Он подходит ближе и накрывает густой тенью, маленькие пушистые лампочки разлетаются от него по бокам и подсвечивают строгий подбородок бронзой. Эмилиан хмуро сводит густые брови, а я неосознанно пячусь и прикрываю лицо ладонями. Наверное, мне никогда не преодолеть бессознательный страх перед копией мужа.
— Тьма разбери покойного брата… — выпускает он тихо, а затем подхватывает меня на руки. Я вскрикиваю и пытаюсь отпихнуться, но Эмилиан шепчет в ухо: — Не шевелись, потому что твой запах сводит меня с ума. Здесь недалеко. Просто не шевелись.
Я застываю, и когда на голову проливается темно-синее небо с гвоздиками звезд, понимаю, что сжимаю до хруста рубашку Эмилиана и не замечаю, как он меня ставит на прохладную траву и держит за талию.
Стайка маруний, что плыла за нами, вырывается вперед и исчезает среди мерцающей темноты.
— Лавиллэсс, — говорит тихо Эмилиан и, раскрывая ладонь, оглаживает воздух перед собой. Темное полотно вздрагивает золотыми огнями. Это же такая редкость — настоящее поле маруний. Руна языка дает много информации, большинство из нее я воспринимаю, как должное, словно жила на Ялмезе всю жизнь, и знаю этот мир лучше земного. — Дарайна, я очень хотел тебе показать их. В этом году маруньи выросли прямо возле замка, будто в знак, что я найду тебя.
