— Ты мой дар, — говорит он тихо, сипло, и опускает горячий вспотевший лоб на мою кисть. По телу ползут необычные колючки, они сгущаются под ребрами и оплетают, как лозы актинидии, мое сердце, пробуждают в душе новые силы, отчего с моей руки на кожу короля перепрыгивают яркие импульсы, как разряды тока, и он с рывком отстраняется.
Смеется, но не открыто, а сдержанно.
— А ты кусаешься, асмана. Ты теперь маг, осторожней, нужно еще многому научиться.
Он поднимается медленно, будто выжидает-тянет время, будто желает испытать-понять, как я буду на него реагировать. Целует мою руку, как истинной леди, слегка коснувшись тыльной стороны ладони губами, а затем подхватывает халат с высокого стула и протягивает мне.
— А теперь начнем жить, — раскрывает передо мной шелковое полотно и приглашает взглядом надеть.
Я прислушиваюсь к ощущениям: встать смогу, и мне очень даже нужно встать, и нужду справить, и заглянуть в зеркало, чтобы убедиться, что я — это я, но мельком смотрю под мокрое от пота одеяло и ужасаюсь: я под ним совсем раздета.
Эмилиан лукаво улыбается и снова показывает на халат, качает им перед лицом, как алым парусом.
— А где помощницы? — тихо спрашиваю и прячу за уголком постельного белья свой румянец смущения.
— Я всех распустил, — отвечает Эмилиан. Просто, без лишний церемоний, будто это так обычно — распустить слуг. — Только ты и я в замке. Охрана еще есть, — кивает в сторону двери. — Парсий — поваренок, и Месс — советник. Ах, на конюшне и в саду еще есть мужчины. Кого позвать?
— Нет, спасибо, никого не нужно, — мотаю головой. — Я сама. Выйди, пожалуйста.
И он снова улыбается: на этот раз уже не лукаво, а коварно. И без бороды мужчина кажется мне необыкновенно красивым и искренним, даже слишком. Стигма на животе напоминает, что она никуда не делась — мягко заворачивает поясницу в тугой томный комок и откидывает меня на подголовник кровати с выдохом через зубы.
— Ты — будущая королева, а я твой жених, — Эмилиан ступает ближе, а я сжимаюсь, но не от страха, а неожиданности. У меня от него колючки по всему телу, сильнее, чем были. — Так положено. Мы будем делить комнату, даже если ты этого не желаешь. Загляни в законы Мемфриса, руна памяти уже должна была все тебе раскрыть до конца.
— Она только не сказала, кто такой Марьян, и почему вы оба хотели от меня сына!
Эмилиан внезапно меняется в лице. Детская радость сменяется яростью и темной злостью.
— Мариан требовал от тебя сына?! — и голос с шаловливого переходит на хриплый, как перегруженные колонки, и густой, как смола.
