Я выдираю свою девушку из медвежьей хватки Пейдж, пока та не заговорила ее до смерти.
– Мы торопимся, – объясняю я, прижимая ее к себе. Я успел соскучиться за ней за те десять-пятнадцать минут, что мы были порознь. Вот это номер. – Нам надо срочно найти подарок моему брату, пока он не начал проводить ревизию коробочек со дня рождения.
– Да, – Молли подхватывает мою идею. Можно было бы подумать, что ей все еще неприятна Пейдж, если бы не та искренняя доброта, с которой она произносит: – Было приятно с тобой познакомиться.
– И мне тоже. Заходите почаще.
– Хорошо. Увидимся.
Девчонки обнимаются, как будто нашли родственные души друг в друге. Я восхищенно смотрю на них и тут же ругаю себя за то, что позволил Молли думать, что мы с Пейдж спим вместе.
Генри незаметно подкрадывается сзади и тихо говорит:
– Я тебя не виню, братан. Ради такой… – он замолкает, явно подбирая слова. К его же счастью, – девушки, я бы тоже забил на свои дела. – Черт, а он прав. Все остальное отошло на второй план, и я даже не заметил этого. – Но мы же сможем хотя бы иногда оставаться вдвоем? Мужской компанией?
Неподдельная тревога в его взгляде заставляет меня рассмеяться.
– Не переживай, дорогая, я обещаю находить время и на тебя.
Он толкает меня в плечо.
– Да пошел ты. Ты только вернулся, как снова исчезаешь. Только сейчас в другом смысле этого слова. Это новая веха в нашей жизни. Я не знаю, чего ожидать, поэтому беспокоюсь, как это отразится на наших ночевках в гараже с пивом и футболом, как мы планировали. Как раньше, помнишь?
Конечно, я помню.
– Ожидай меня в день трансляции ближайшего матча с ящиком пива.
– Точно?
– Да. И… Генри?
– Что?
– Открой уже глаза пошире. Счастье, как правило, всегда ближе, чем ты думаешь.
Мы с Молли заезжаем в ее квартиру, чтобы она надела трусики и переоделась. Теперь на ней короткий белый топ и джинсовые шорты, полностью закрывающие талию. Она так прекрасна, что мне начинают сигналить на светофоре. Как это связано? Очень просто. Я пялюсь на нее, только на нее и никуда больше.
Ее кожа чистая и свежая, на щеках естественный румянец, и ярче он становится всякий раз, когда я отпускаю какой-либо комментарий о прошлой ночи, или о том, какой горячей я считаю ее, и каким твердым она меня делает.
Когда мы все-таки добираемся до центра, чтобы поискать подарок для Джера, и выходим из машины, я замечаю тень тревоги на ее лице. Она натянуто мне улыбается, когда я беру ее за руку. Что-то не так. Ее трясет. Черт возьми, она дрожит. Я только открываю рот, чтобы спросить, в чем дело, как замечаю Кэла через дорогу. И теряю дар речи, потому что Молли… Господи, только не это. Пожалуйста, только не это! Она смотрит на него. И бледнеет.
