— Василиса, душа моя, да ни одна женщина на это не пойдет… Кроме тебя, — резонно заметил Светозар.
— А я и не собираюсь настаивать, — зевнула я. Как же спать-то хочется, — пусть ночуют в своих гробах, если им так нравится. Главное, люди должны узнать, что слипы дают такую же защиту от инкубов, как и кирка, — повторила я в тридцать третий раз, — и вы с женами должны мне помочь доказать это.
— Хорошо, — нехотя согласился Светозар.
— Вот и отлично, — я снова зевнула широко раскрывая рот, — вам я слипы продам по дешевке. Всего по пятнадцать фуртов, но вы скажете супружницам, что их цена — пятьдесят…
— Сколько?! — ахнул Светозар, — вы прогорите, Василиса. Уж не знаю, сколько у вас этих, — он поморщился, — слип, но за такую цену их никто не купит.
— Посмотрим, — я пожала плечами, — раз мы договорились, то давайте расходиться. Скоро утро уже, а я не выспалась.
Мы пожали друг другу руки, и разошлись. Но я не легла спать, у меня осталась еще одна проблема. Я сделала вид, что зашла в работный дом, но на самом деле спряталась за приоткрытой дверью, и дождалась, когда Светозар выйдет со двора храма. Но ему вздумалось подышать свежим воздухом и полюбоваться на звезды.
Светозар присел на скамью за нашими столами, достал откуда из-за пазухи глиняный кувшинчик с вином, с силой выдернул пробку и забросил ее в сугроб. А потом пил вино мелкими глотками, постукивая пальцами по столу и думая о чем-то своем.
Наконец-то кувшинчик опустел и полетел в тот же сугроб, что и пробка, а сам Светозар, покачиваясь, отправился домой.
Я совсем озябла, дожидаясь, когда он уйдет, но зато сон ушел совершенно, и я ощущала себя весьма бодро. Осторожно, стараясь не скрипеть дверью, вышла из работного дома и вернулась к святоше в келью.
Он так и сидел на своей приступочке, в той же самой позе, в которой его застала фраза про брата, и бездумно смотрел в угол.
— Святоша, — присела я рядом, — я не знаю, что у вас случилось, но если вы хотите, то можете поделиться со мной своей болью. Вам сразу станет легче. Мой отец всегда говорил, что расскажи о том, что терзает тебя, другу, и он заберет себе половину беды.
— У святош не бывает друзей, у святош есть только Бог и паства. Для Бога он ученик, а для людей учитель, — ответил он мне заученной фразой.
— Пф, — фыркнула я, — не знаю, как на счет остальных, но вы мне вы совершенно точно друг.
Он молчал, но я знала, это молчание было другим. Не таким тяжелым и болезненным. Святоша собирался мыслями, чтобы начать рассказ…
