Книга о кактусах | страница 4



Для утешения тетя принесла мне крошечный горшочек с цветущей розой, которую никто не считал настоящей: уж слишком неправдоподобен был тяжелый пышный бледно-розовый цветок на конце тонкого и слабого стебелька с двумя маленькими листочками. Но, несмотря на то что роза имела вид срезанной и воткнутой в землю, она хорошо росла. Как я потом узнала, это была неприхотливая и легко цветущая центифолия, и именно с нее началось мое увлечение розами, которое длилось около десяти лет.

Постепенно мне удалось собрать четырнадцать пригодных для комнатной культуры сортов, и летом мое окно представляло восхитительное зрелище, так как все мои розы хорошо цвели.

И не удивительно — ведь я создала им превосходные условия: летом они находились на открытом воздухе в подвешенном за окном ящике, а зимовали — отгороженные от комнатного тепла третьей съемной рамой на подоконнике. Что и говорить, розам у меня было хорошо!

Полгода я наслаждалась буйным ростом и цветением моих питомцев, а остальные шесть месяцев вынуждена была глядеть на окошко, тесно заставленное голыми растрепанными кустиками, напоминающими старые метлы. Год от года это зрелище надоедало мне все сильнее, и я стала подумывать, не лучше ли раздать розы восторгавшимся ими друзьям и заменить их растениями, одинаково красивыми и летом, и зимой.

Больше всего мне хотелось завести цитрусовые, которые не только не сбрасывали листья зимой, но и обладали способностью цвести и плодоносить весь год. Но мне не нравились те лимоны, которые я видела в цветочных магазинах: чахлые, почти всегда кособокие кустики с жиденькой листвой, привитые на корявых пеньках. Я мечтала совсем о другом! Поэтому, раздав розы, я несколько лет держала случайные, чем-либо понравившиеся мне растения — аспарагусы, бегонии, колеусы, саксифраги, традесканции и хлорофитумы. Я старательно за ними ухаживала, но особого интереса они у меня не вызывали, так как все время мне очень хотелось завести лимоны или померанцы.

И вот, наконец, съездив в г. Павлов на Оке, я привезла оттуда два чудесных кустистых лимона местной древней породы. Уже на пароходе мое платье и волосы пропитались их тонким, специфическим ароматом, который заполнил маленькую каюту сразу, как только растения внесли. И моя московская комната неуловимо изменилась: такая благодатная прелесть излучалась от яркой душистой листвы, от нежных цветков, от бледного золота зреющих плодов.

Каждый раз, смотря на них, я радовалась, радовалась до тех пор, пока не заметила, к своему большому огорчению, что в новой обстановке лимоны явно страдают. Вместе с деревцами я привезла из Павлова несколько мелко исписанных листков из тетради — инструкцию по уходу, записанную со слов их прежней хозяйки, опытного павловского цветовода. Нечего и говорить, что все ее указания я скрупулезно выполняла — лимоны получали все, что им следовало, вернее, почти все. Невыполнимое заключалось в голландской печи — сухой воздух комнаты с центральным отоплением не годился для них, и никакие придумываемые мной ухищрения не помогали. Чего я только ни делала: и подносы с водой ставила на батарею отопления, и опрыскивала кроны лимонов по три раза в день, и мокрые губки развешивала среди листвы, но лимоны продолжали болеть.