Оставив пару офицеров с артиллеристскими буссолями отмечать изменение размеров аномальной зоны, Федоров пошел спать. Утро вечера мудренее.
Для Сергея была отведена отдельная палатка. В ней стояла металлическая койка со всеми необходимыми для сна принадлежностями, тумбочка, пара табуреток и керосиновый фонарь типа “Летучая мышь”. Затюканные Берией электрики, пока не успели провести свет личному составу.
Сев на краешек койки, Федоров как бы снова очутился на фронте. Точно таким же был тот вечер весной 1943 года, когда его вызвали в штаб. Правда, там был блиндаж, а не палатка.
Сергей надеялся получить назначение на батарею, а оказалось, что его срочно откомандировывают в Москву. Командиру дивизиона пришло строгое предписание – обеспечить старшего лейтенанта Федорова всеми положенными документами и видами довольствия, а так же предоставить сопровождающего для немедленного убытия в столицу нашей Родины город Москву.
Сергея тогда это здорово напугало. То, что дело касается атомного оружия, он понял сразу, прямо в штабе, как услышал про сопровождающего. Неужели оно уже есть у немцев, раз наши, наконец, спохватились? Если так, то уже поздно.
По прибытии, однако, страхи развеялись. По слухам Сталин получил письмо от лейтенанта авиации Флерова, тоже бывшего физика. Прямо с передовой тот писал о необходимости ввязаться в атомную гонку, приведя косвенные данные, доказывающие, что остальные страны ее уже начали.
Федорову тогда даже обидно стало, он ведь тоже понимал необходимость работы над ядерным оружием, но считал, что докладную какого-то старшего лейтенанта артиллерии никто всерьез не воспримет.
А ведь Флеров оказался по званию даже ниже – просто лейтенант. Конечно, не это письмо было решающим аргументом, но может именно оно оказалось той последней соломинкой, которая переломила хребет верблюду недоверия правительства СССР к возможности создания ядерного оружия.
Кстати, позже они познакомились в Сарове, но близко не сошлись, несмотря на то, что оба были фронтовиками и начинали добровольцами в ополчении, только Флеров в Ленинграде. Сказались почти десятилетняя разница в возрасте, да и откровенная антипатия Флерова к Иоффе, с которым у Сергея, несмотря на сорокалетнюю разницу в возрасте, были замечательные отношения. Сережка, когда учился в Ленинграде, вообще, считался любимым “ребенком” из “детского сада папы Иоффе”.
Предавшись воспоминаниям, незаметно для себя, Сергей задремал.
