Она не удержалась, выдала, усаживаясь рядом с Варей:
‒ Как обычно.
Герман едва заметно улыбнулся, направился к стойке, а Дина, воспользовавшись моментом, победно глянула на подруг.
‒ Ну что?
Варя дёрнула плечом, проговорила как всегда с присущей ей чрезмерной критичностью:
‒ Мужик как мужик. Не в моём вкусе.
‒ Просто у тебя вкус дурной, ‒ парировала Дина. ‒ Да, Рыбка?
‒ А? ‒ встрепенулась Саша, оторвавшись от экрана телефона. ‒ Вы про что?
Дина поджала губы.
‒ Как тебе Герман?
Саша развернулась, ещё раз посмотрела на разговаривавшего с официантом мужчину, произнесла довольно равнодушно:
‒ Нормально. ‒ Добавила чисто из вежливости: ‒ Симпатичный.
А Дина тяжело вздохнула.
‒ Убери хоть телефон. Опять что ли Даньшин донимает любовными посланиями? Не надоел ещё?
Ответить Саша не успела ‒ да и что тут ответишь? ‒ вернулся Герман.
‒ Сейчас всё принесут, ‒ сообщил Дине, обвёл взглядом сидящих за столом. ‒ Я пропустил что-то интересное?
Присел на диван возле Саши. Та просто головой мотнула, отложила телефон, а Дина заверила:
‒ Да нет здесь ничего интересного.
Так и сидели, пили кофе, разговаривали, не слишком активно, потому что из-за присутствия Германа чувствовали стеснение. По крайней мере, Саша чувствовала. От того, что он сидел с ней на одном диване, от того, что иногда едва не касался локтем, пусть и случайно ‒ всё-таки место за столиком не так уж и много, ‒ от того, что слишком часто она натыкалась на взгляд его свинцово-серых внимательных глаз. Не то, чтобы он был какой-то похотливый или бесцеремонный, но в нём легко читался интерес.
Непонятно, почему, но ощущение создавалось такое, будто постепенно Герман всё больше и больше заполнял собой окружающее пространство, привлекал внимание. А ведь вроде бы ничего особенного он не делал. Не болтал без перерыва, не донимал бесконечными вопросами, он вообще разговаривал негромко и сдержанно. Но голос его был каким-то странно вязким, и взгляд тоже. И улыбка.
Не удивительно, что Дина на него столь быстро запала. В обаянии ему не откажешь, как и в значимой для Могутовой уверенности. Но если у самой Дины уверенность была вызывающе-кричащей, то у Германа ‒ спокойной и самодостаточной, пожалуй, даже давящей. Наверняка он всегда знал, чего хотел и как этого достичь. И достигал.
‒ Саша! ‒ прорвалось сквозь мысли.
Или, скорее, не так. Плавно проскользнуло, овеяло лёгким порывом ветерка, только вот не прохладным, а жарким, невесомо коснулось уха. Победило не напором, а вкрадчивой мягкостью.
