– Я сейчас сделаю тебе так хорошо, что ты потом будешь умолять меня о продолжении.
Хрипит, скользя отвратительно воняющим пальцем между моих складочек.
Выгибаюсь дугой, в очередной раз, царапая спину о какой-то острый предмет. На шее быстро-быстро пульсирует венка, а волосы прилипают к вискам.
– Дядя Женя всему тебя обучит, девочка моя.
Дрожащими пальцами нащупываю за спиной проклятый предмет, который исколол меня, словно тысяча кинжалов, и понимаю, что вот это – моё спасение.
Там – отвратительная, тяжёлая металлическая фоторамка, в которой когда-то была мамина фотография и которую я решила не брать, беспечно отбросив на кровать.
И теперь она просто обязана меня спасти из лап чудовища.
Отчим растягивает губы в хищной улыбке, пытаясь заглянуть в мои глаза. Мне нужно отвлечь его внимание.
Сейчас. Немедленно.
– Я хочу попробовать тебя на вкус, можно?
Хрипит, удерживая на губах дьявольскую улыбку.
Дрожь отвращения проносится по позвонку, и я судорожно киваю. Пусть он только наклонится к моей промежности, а там я его со всей силы огрею по башке.
Переборов ледяной ужас, пытаюсь улыбнуться.
– Хочу пососать твою киску. Уверен, он будет влажной от похоти и ты отдашься мне.
Внизу живота полыхнуло жаром противостояния, и я до боли закусила нижнюю губу. Придётся соглашаться с этим сумасшедшим.
Мне чертовски нужно, чтобы дядя Женя расслабился, перестал удерживать мои руки, и занялся моим порабощением. Нужно внушить ему уверенность в собственной сексуальности.
Пусть только отпустит мои запястья…
– Давайте, я хочу…
Бормочу, свистящим шёпотом.
– Умница, хорошая девочка.
Голова Евгения Леонидовича перемещается к моему лону, освобождая мои руки. Его влажный язык, словно хлыст, прикасается к моему дрожащему от напряжения клитору, и в тот же миг я, зажав рукой тяжеленную фоторамку, с силой опускаю её на бритый мужской затылок.
Кровь фонтаном брызнула из распоротой кожи, покрывая мои руки багровыми каплями, и я в ужасе взвизгнула.
– Что это?
Отчим отрывается от моих бёдер, поднимая голову. Дотрагивается своей рукой до окровавленного затылка и затуманенным, полным боли взглядом осматривает свои багровые пальцы.
– Сука…
Хрип вырывается из горла, и он падает на пол, как мешок с картошкой.
