Где только её взять? Где это – «где обычно»? Где вообще может быть жаровня? И, наверно, угли? Кстати, как её нести? Не руками же хватать? Да господи, за что ему всё это?! Лучше бы он сейчас диплом писал – сидел бы себе на диване с ноутом да и писал спокойно… и чай бы пил… а тут…
Алёха даже выругался – тихо. Но деваться было некуда: ни зола к нему сама не приползёт, ни жаровня не найдётся.
Камин, по счастью, отыскался быстро: вещь не мелкая, не спрячешь. Золы с углями в нём было предостаточно, и рядом даже обнаружились совок и кочерга, но вот ничего похожего на гриль (жаровня, рассудил Алёха, должна быть на него похожа) поблизости не имелось. Поплевав на руки, Алёха извозил их в вытащенной и остуженной золе, затем вытер о штаны – те всё равно были такими грязными, что это им уже не повредило, и продолжил поиски жаровни.
– Ты что здесь шатаешься? – услышал он в какой-то момент сердитый женский голос и, обернувшись, увидел невысокую и плотную тётку в чём-то невнятно-тёмном, чем-то напомнившую ему соседку, что выгуливала в хорошую погоду свою болонку прямо около подъезда. Во всяком случае, смотрела она на Алёху с такой же неприязнью.
– Ищу жаровню, – буркнул он.
– Тут? – изумилась тётка и добавила с таким видом, словно объясняла Алёхе, что кастрюли следует искать на кухне, а не в спальне: – В кладовой она.
– А где кладовая? – спросил он с досадой.
– У кухни, – тётка оглядела его с ног до головы и тяжело вздохнула.
– А где кухня? – Алёха начал злиться. Что она с ним разговаривает, словно с ненормальным? Откуда ему знать, где эта кухня?
– На чердаке, – буркнула тётка и, покачав головой, сделала Алёхе знак идти за ней.
Вместе с жаровней, похожей на плоский железный ящичек на ножках, Алёхе была вручена и тряпка, что отчасти примирило его с неприветливой тёткой. Углей он нагрёб в камине и, довольный, отправился наверх, надеясь, что сегодня ему больше ничего не поручат и, может быть, даже дадут поесть, а потом он попробует наконец-то заснуть.
Жаровня была тяжёлой. Не то чтобы Алёха в своей жизни ничего тяжелее Беньки не таскал, но Бенька был свой, родной, живой и теплый. Жаровня же была металлической, неудобной и весила, как начало казаться Алёхе, как десять Бенек разом. Руки уже порядком тряслись, и Алёха, прежде чем войти в комнату, поставил жаровню на пол и сел рядом с ней, решив ещё пару минут подумать о своей нелегкой судьбе.
К примеру, где раздобыть пару сральных тряпочек, если его к утру не отпустит. Почему-то все прочее на фоне этого бытового беспредела казалось каким-то слишком уж незначительным. Ладно, лошади, но зад-то чем вытирать?
