- Ты прав, ни к какой другой актрисе обратиться с такой просьбой было бы просто немыслимо. Но не к Эдит. И тебе она не откажет. Попытайся. И я позвонил. Я очень волновался, боялся, что она будет со мной резка. Но продюсер был прав - она согласилась.
- Но, - сказала она, - петь я не буду. Для тебя я сделаю больше. В твоем фильме играет Поль Мерисс. Он был моим партнером в "Равнодушном красавце". Это было во время войны, а теперь нас будет смотреть другое поколение парижан.
От волнения я не мог выразить свою радость, свою признательность, и она сказала совсем просто:
- Это будет твой праздник, и я хочу быть рядом с тобой.
12
Сейчас, Эдит, мы будем провожать тебя в последний путь.
Тысячи людей пойдут за твоим гробом, и, я уверен, ты будешь стоять перед их глазами, они снова услышат твой голос. Среди них буду и я, твой верный друг, с которым ты иногда бывала резка, потому что он не всегда разделял твое мнение. Но мы крепко любили друг друга, правда? Хотя иногда мы не виделись по полгода. Я не был тебе нужен, когда все было хорошо, но ты знала, в тот день, когда к тебе постучит беда, я буду с тобой.
Мы, твои близкие, растворимся в толпе, о которой ты пела так, что щемило сердце.
А потом ты останешься одна, ты, что так любила людей.
У тебя всегда был народ... Приходили и уходили, когда хотели. Помню, я как-то стал сетовать, что мы мало видимся, ты мне ответила:
- Но ты же знаешь, часа в четыре я всегда дома.
И когда я сказал, что это разгар рабочего дня и мне трудно освободиться, ты удивленно посмотрела на меня.
- Но, Сель, я же говорю о четырех часах утра!
Ну что можно было сказать на это? Ты жила по своим собственным законам, и надо сказать, что твоя логика, вернее, отсутствие ее, и твоя особая мораль удивительно подходили тебе.
И теперь тебя нет! Ты ушла, как раньше ушла Маргерит Монно. Пусто стало вокруг.
Маргерит! Помнишь, сколько она доставила нам веселых минут. Она была такой рассеянной: все забывала, все путала. Если нужно было с кем-нибудь встретиться, она могла прийти не в тот день и в другое время. Она могла сесть в чужую машину, приняв ее за свою. Удивительная Маргерит! Иногда, слушая музыку, она смотрела на нас и говорила:
- Друзья мои, это же великолепно! Нет, честное слово, мне очень нравится!
- Но, Гигит,- отвечали мы,- конечно, это великолепно. Это же твоя музыка!
А она, как ни в чем не бывало:
- Правда? Вы уверены? Ну, я очень рада.
Бедная, дорогая Маргерит... ты тоже должна была сделать еще столько прекрасного на земле...
