Что касается поэтов, то я посоветовал бы тебе особенно тщательно ознакомиться из комиков с Менандром, а из трагиков с Еврипидом; и притом не просто читать самому для себя их произведения, а слушать, как их читают другие, особенно, если они умеют красиво передать их, ни мало их не искажая. Впечатление становится более цельным, если ты избавлен от трудностей, связанных с чтением текста.
7. И пусть никто из наших "умников"[4] не упрекает меня в том, что я предпочитаю Менандра авторам древней комедии, а Еврипида — древнейшим трагикам; ведь и врачи предписывают нуждающимся в лечении не самые роскошные блюда, а самые полезные; а о том, чем полезны именно эти поэты, можно было бы говорить без конца: что касается Менандра, то своим уменьем изобразить любой характер и любую привлекательную черту он берет верх над суровым искусством древних комиков; а прелесть творений Еврипида и близость их к действительности, — хотя, пожалуй, он не достигает полностью трагического божественного величия в изображении характеров, — делают их в высшей степени полезными для человека, занятого, государственной деятельностью; кроме того, он особенно искусен в изображении многообразных характеров и переживании и, будучи не чужд философии, вплетает в свои поэтические произведения много изречений, которые могут пригодиться при любых обстоятельствах.
8. Но началом, срединой и завершением всего является Гомер, — и мальчику, и мужу, и старцу он дает то, что каждый в силах взять у него. Лирика, элегия, ямбы и дифирамбы очень ценны для того, у кого есть свободное время; но у того, кто намерен одновременно заниматься практической деятельностью, расширять ее круг и увеличивать свои знания, на них времени, пожалуй, не хватит.
9. Напротив, государственному деятелю необходимо изучать с особым усердием историков: не говоря уже о речах, которые встречаются в их сочинениях, для каждого государственного мужа, да и всякого, кто намерен участвовать в общественных делах, крайне необходимо хорошо знать, какие события, счастливые и несчастливые, случаются и с людьми, и с государствами, и притом не только такие, какие можно объяснить доводами разума, но иногда и совершенно противоразумные: ибо тот, кто знает, что приключалось с другими, сумеет лучше справиться и со своими делами и, насколько это возможно, остаться невредимым: при удаче он не станет сверх меры зазнаваться, а поворот к худшему перенесет с достоинством — ведь и в счастливые времена он не закрывал глаза на то, что судьба может круто перемениться.
