но "in balneis pavimentum pelluere", а не "colluere". Я сказал бы "lacrimis genas lavere", а не "pelluere" или "соlluere", но "vestimenta lavare", а не "lavere"; "sudorem et pulverem abluere", а не "lavere"; но "maculam eluere" звучит более изящно, чем "maculam abluere". Но если пятно впиталось глубоко и не может быть удалено без некоторого труда, то я использовал бы слово "elavere". Говорят еще "mulsum diluere", "fauces proluere", "ungulam jumcuto subluere".
5. Вот сколько примеров одного и того же слова, употребление и смысл которого менялся от изменения одного слога или буквы. Точно так, как, клянусь Геркулесом, правильнее было бы сказать "faciem medicamento litam; caeno corpus oblitam; calicem melle delitum; mucronem veneno inlitum; radium visco oblitum".[305]
6. Быть может, ктопнибудь спросит: "Но кто же (помешает мне сказать: "vestimenta lavere", а не "lavare"; "sudorem lavare", а не "abluere"?[306] Конечно, никто не имеет права обращаться с предписаниями на этот счет к тебе, свободному человеку, рожденному свободными родителями, стоящему выше всаднического сословия, человеку, мнение которого спрашивают в сенате. Нам же, посвятившим себя рабскому служению ученым ушам, необходимо с величайшей заботой относиться к этим тонкостям и мелочам. Одни слова, как булыжники, обрабатываются ломом и молотом; другие, как драгоценные камни, высекаются резцом и молоточком. Тебе разумнее всего, в поисках слов вспоминать и использовать поправки, а не отвергать их и не останавливаться на этом. Ибо если ты прекратишь искать, ты никогда не найдешь; если же будешь продолжать поиски, то непременно найдешь.
7. Наконец, я думаю, ты заметил, что я сверх того изменил у тебя порядок слов, потому что ты говоришь "трехголовое чудовище", прежде чем назвать его имя — Герион. Ты ведь тоже это знаешь: очень часто в речи слова с изменением их расположения либо приобретают силу, либо становятся ненужными. Так было бы правильным сказать "nаvis triremis", но "navis" после "triremis" — уже бесполезное добавление.[307] Ведь, конечно, нечего опасаться, что кто-нибудь подумает, что после слова "трехвесельный" могут идти "носилки", "повозка" или "кифара". Но, далее, вспоминая, почему парфяне носят длинные и широкие рукава, ты пишешь: я полагаю, что таким образом просторная одежда, как ты говоришь, удерживает жару. Но каким образом вообще можно "удерживать жару"? Я тебя не за то упрекаю, что ты так смело выступил с этой метафорой, так как я вполне разделяю мнение Энния, что оратор должен быть смелым. Конечно, пусть оратор будет смелым, как требует Энний, но пусть он в выражении никогда не отходит далеко от того предмета, о котором он хочет сказать. В самом деле, я очень одобряю и хвалю твое желание и попытки искать слова; но я порицаю небрежность найденного тобой слова, которое просто абсурдно; ибо невозможно "удержать" жару просторными рукавами, которые, как мы иногда видим, свободно развеваются и полощутся по ветру; просторной одеждой жару можно отразить, с помощью просторной одежды ее можно перенести, можно отдалить, можно обмануть, можно отвести, можно развеять, — что угодно, но только не "удержать". Ведь слово "suspendere", означает "поддерживать", а не отводить с помощью чего-то просторного и широкого.
