III. Между тем, происходит упомянутый спор богинь, за которым следует суд Париса, известный уже слушателям "Илиады" (XXIV. 25-30) и не сохранившейся поэмы "Киприи" и воспроизведенный затем во множестве источников (Eur. Andr. 274-292; Tro. 924-933; Iph. Α. 1300-1307; Ον. Her. XVI. 53-88; XVII. 117-124[50]; Luc. Dial. d. XX; Apold. Epit. III. 1-3; Hyg. 92; Diet. I. 5).
IV. Явление Париса в Трою и его признание родителями вопреки зловещим пророчествам Кассандры, что он и есть тот самый факел, от которого сгорит Троя, — источники те же, что при мотиве II.
V. Сборы Париса за Еленой, сопровождаемые зловещими пророчествами Кассандры ("Киприи"; Ov. Her. XVI. 121-124), и ее похищение. Здесь в источниках начинаются разногласия. По наиболее распространенной версии, Парис благополучно прибывает в Спарту и, пользуясь отъездом Менелая на Крит, где тот должен принять наследство своего деда Катрея, обольщает Елену и увозит ее с собой вместе со служанками и сокровищами (Horn. И. Ш. 71 sq.; VII. 357-364; Ον. А. а. П. 359-372; Apold. Epit. III. 3; Hyg. 92; Diet. I. 3). Есть, однако, варианты, согласно которым Парис встретился с Еленой на острове Кифере, где находился один из важнейших культовых центров Афродиты, или в Гифионе на побережье Лаконики (Lyc. 97). Была версия и о захвате Елены в результате военной операции: после того как Приаму не удалось мирным путем вернуть свою сестру Гесиону, в свое время доставшуюся Теламону, он отправил в Грецию Париса с наказом увезти оттуда жену или дочь какого-нибудь знатного человека. Парис завоевывает Спарту и увозит Елену (Serv. ad Aen. Χ. 91). (Оставляю в стороне ту форму мифа, которая получила отражение в еврипидовской "Елене", — будто Парис владел не первой красавицей Греции, а лишь ее призраком, — так как у Драконция этот вариант никакого отклика не встретил).
VI. Возвращению Париса и Елены в Трою иногда предшествует остановка в Сидоне или на Кипре, куда его загоняет буря, или сам он пережидает возможность погони (И. VI. 289-292, Apold. Ер. III. 4-5), иногда сопутствует очередное предостережение Кассандры (Serv. Aen. II. 246)[51].
Вернемся теперь к нашему Драконцию и посмотрим, как обычно, во что обратились у него перечисленные выше мотивы.
После обозначения темы следует похвала материнству (7-10), имеющая мало общего с содержанием поэмы; разве только она служит Драконцию в качестве дополнительного аргумента для прославления супружеского союза (ср. 285-290, 304-308) и осуждения адюльтера, звучащего в заключении поэмы (652-65S). После обращения за помощью к великим теням Гомера и Вергилия (11-30) Драконции переходит к основному содержанию, причем, как и в "Медее", рассчитывает на достаточно осведомленного читателя: не упоминается ни яблоко раздора, ни обещания, которые давала Парису каждая из трех богинь, и сама свадьба Пелея и Фетиды достаточно парадоксально объявляется причиной войны и гибели Ахилла (49 сл.). Зато в качестве одного из поводов называется отказ Тела-мона вернуть троянцам Гесиону (50-53), — мотив этот как мы знаем, был известен до Драконция, но всё же никогда не считался решающим для объявления войны.
