— Дом и собака на реке напомнили мне случай на море. О нем рассказывал отец, он во время войны служил на подводной лодке… Однажды они торпедировали немецкий транспорт. Всплыли и видят — судно уходит под воду, а вокруг плавают коровы. Оказалось, транспорт перевозил животных… У них на глазах коровы захлебывались и тонули, а один бык направился к подлодке, решил забраться на нее, спастись. Командир дал команду уходить. Включили двигатели, лодка стала удаляться, а бык еще долго плыл за ней…
Рахманов допил квас и вновь заговорил, уже тихим голосом:
— Во время войны чего только не было. Что касается собак… Я где то читал — тысячи собак забирали у хозяев. Их обучали искать мины, бросаться под танки с взрывчаткой. Иногда хозяевам писали о погибшей собаке, но чаще не сообщали… Ты же знаешь, многие собаки были и санитарами, вытаскивали раненых с поля боя. Но, может, не знаешь, что после войны оставшихся собак демобилизовали вместе с солдатами. Собаки, искавшие мины, даже прошли по Красной площади. А вот собак-санитаров всех отправили на опыты в медицинские институты. Так их отблагодарили за мужество и верную службу. Позорище!
В словах Рахманова было много горечи. Естественно, это горечь передалась и мне, ведь у нас общая любовь к собакам. Остроглазая, наблюдательная Альма сразу заметила мое состояние, встревожилась и, чтобы поднять мой слабеющий дух, подбежала с палкой в зубах — Давай поиграем! Баксик, подражая Альме, принес своему хозяину щепку. Мы с Рахмановым повеселели, стали кидать палку и щепку к забору, а собаки снова притаскивали их к дому; они бегали взад-вперед с невероятной радостью.
— Для Баксика играть со мной — высшее счастье, настоящий праздник, — сказал Рахманов. — Жена Таисия ко мне только хорошо относится, а Баксик не может жить без меня. Я для него — все, как Пушкин для меня.
— Альма меня тоже сильно любит, — сказал я и вспомнил Габриэля Маркеса: «В этом мире ты всего лишь человек, но для кого-то ты — весь мир».
— Альма удивительно талантливая, — продолжил я. — Ты не поверишь, но она играет на пианино и поет.
— Что поет, охотно верю, — пропыхтел Рахманов. — В поселке, где я жил студентом, был целый собачий хор. Только зазвонит церковный колокол, начинают петь. Вернее, выть. А дело в том, что до этого был пожар, и колоколом собирали людей на тушение… А то, что Альма играет на пианино. Это ты загнул… Ну, пусть разучит для меня марш. Я больше всего люблю бодрящую музыку. Пусть разучит, а я приеду, послушаю.
