Собираюсь распахнуть дверь — и замираю: на ногу горничной, аккурат под самыми рюшами, ложится мужская ладонь. Рюши мгновенно прерывают свой танец. Я настолько готова услышать хлесткий звук пощечины — и даже вмешаться в происходящее — что не сразу верю своим глазам: ладонь медленно, совершенно безнаказанно, ползет вверх — и скрывается под платьем. А рюши продолжают скакать.
Шок не позволяет мне отвести взгляд. Стоя неподвижно, словно предмет интерьера, широко распахнутыми глазами наблюдаю, что вытворяет ладонь. Легкая и тонкая ткань так льнет к руке, а движения Графа столь выразительны, что платье кажется прозрачным.
Ладонь неторопливо ласкает одну ягодицу, затем — другую. Сжимает ее так сильно, что горничная охает, — но не прекращает выполнять свои обязанности.
Рука опускается ниже. Горничная сжимает ноги, пытается тереться ими о ладонь. Девушке хорошо настолько, что это отзывается и во мне…
Затем рука совершает движение, от которого в голове появляется картинка, как пальцы Графа оттягивают трусики горничной, а после — резкий глубокий толчок. Девушка вскрикивает — и роняет на пол метелочку. И только тогда я, наконец, осознаю — этот спектакль разыгран специально для меня.
От негодования перехватывает дыхание, щеки мгновенно вспыхивают. Отвратительно! То, что Граф издевается надо мной. То, что я так долго наблюдала за этим. И — особенно — то, что происходящее не сразу вызвало во мне такую реакцию.
Отступаю, надеясь переждать этот накал страстей где-нибудь в самом дальнем уголке дома, но слышу требовательное:
— Входите!
Пялюсь на дверь, словно не до конца понимаю значение приказа.
— Входите… или больше… не возвращайтесь, — объясняет свою позицию Граф, прерываясь на поцелуи.
Все еще медлю. Негодую, злюсь, трушу. Уйти!.. Остаться?.. Какова цена моей гордости?..
Ему безразлична моя история. И уж тем более, ему безразлична я. Все, что его интересует, — это игра — жесткая настолько, чтобы он снова почувствовал вкус жизни. А еще, конечно, месть. Унижение — в отместку за отказ на него работать. За провинность — плата в десятикратном размере. Отказываюсь играть — тюрьма. Отказываюсь терпеть — тюрьма. Проверяет меня на прочность? Что ж, посмотрим, кто кого. Чтобы выживать, мне приходилось принимать решения и посложнее. Так что, сейчас я сделаю, как всегда: поступаюсь малым, чтобы получить большее. Но я никогда ничего не забываю, Граф. Никогда. Ничего.
Одновременно сжимаю зубы и ручку двери — и вхожу в комнату.
