Пена стекает по бутылке в ведерко, едва задевая пальцы Графа. Он берет с подноса два бокала в одну руку и одновременно их наполняет. Возвращается ко мне.
— Предлагаю только шампанское — не презервативы, — говорит он, улыбаясь совершенно по-человечески: не похабно, не издевательски. — Ненавижу пить в одиночестве. Составишь компанию?
Вот как? Мы перешли на «ты»?
Моя первая реакция — отказаться. Но потом включается благоразумие, и я понимаю, что отказ только рассердит его. А мне и в самом деле не помешает сделать пару глотков после всего, что произошло здесь сегодня.
Благодарю. Принимаю бокал. Пригубливаю — безумно вкусно. Пузырьки с дразнящим шепотом лопаются на губах.
Граф садится напротив меня. Поигрывает напитком в бокале. Ждет.
Кладу руки на подлокотники — и продолжаю свою историю.
— Далеко живете? — спросил Глеб, мечтая одновременно услышать в ответ и «нет», и «да».
— За рекой, только дом сняли, — ответил мужчина.
Женщина повернулась к Глебу спиной. Она рассматривала более чем скромную обстановку гостиной, объединенной с кухней, а Глеб рассматривал ее. Ткань сарафана с нежностью льнула к лопаткам и округлым бедрам. Сквозь нее едва заметно проступала полоска трусиков.
Глеб смутился, нахмурился.
— Скоро отец приедет, он отвезет вас.
Сказал — быстрее, чем подумал. Мог же и сам отвезти на одной из машин, что в ремонте — на проселочной дороге документы никто не спрашивал. Но Глеб не хотел снова оказаться с этой незнакомкой в одной машине, так близко.
Женщина словно что-то уловила в его голосе — обернулась, скользнула взглядом — словно ветром подуло — и принялась снова рассматривать колесные диски, развешенные по стенам ровными рядами. Будто ей и вправду было до них дело.
— Чай хотите? — спросил Глеб с неуместным вызовом и легонько цокнул языком, осознав это.
— Ксения, будешь чай? — переспросил мужчина, будто теперь для общения с ней Глебу требовался посредник.
Ксения. По-другому ее и звать не могли. Такое красивое, таинственное, притягательное имя.
Она кивнула, проводя пальцем по диску, — так медленно и тягуче, что Глеб прикрыл глаза.
Поставил чайник на огонь. Постоял, опираясь о плиту ладонями. Глеб ощущал сверлящую боль под ложечкой и еще что-то, похожее на плохое предчувствие. Выдохнул, кивнул сам себе — дурацкая привычка.
— Вы промокли. Могу принести рубашку отца, — предложил Глеб гостю.
— Э-э-э… Не надо, пацан.
Это обращение, произнесенное при ней, обожгло.
Мотылек бился о желтую лампочку. В тишине закипал чайник. И также что-то закипало в глубине души Глеба.
