Каждое утро повторялось одно и то же. Громкий лай уличной шавки вырывал меня из сна. Солнечные лучи едва заглядывали в комнату в летнее время, сейчас же, на исходе зимы, серая хмарь, проникавшая в окна, считалась утренним светом. Я выработала прекрасную привычку отгонять любые мысли, приходящие при пробуждении, и сразу начинать заниматься делами – только так был шанс смириться с новым днем.
– Да заткнись уже! – звук удара о землю. Шавка, как обычно, получила на завтрак кость. Зачем ее хозяин держит, не пойму. Пользы от этой собаки никакой, весь день гоняет кошек и соседских детей. Впрочем, иногда и дети гоняли дворнягу, зачастую с палками в руках. А кошки… Они не ввязывались в эту войну, предпочитая шипеть, сидя на заборе.
Быстрое умывание холодной водой взбодрило, но не принесло удовольствия. Моя квартирка на втором этаже старого дома не являлась образцом тепла и уюта, и поэтому каждое утро, встреченное в ее стенах, представляло своего рода испытание – силы воли, терпения и чего там еще принято испытывать? Хлеб, купленный вчера в пекарне со странным названием «Сладкая пухля», оказался довольно неплох. По крайней мере не заплесневел и не зачерствел за ночь. Чего не скажешь о сыре. Он был еще пригоден для употребления в пищу, но затвердел и противно скрипел в зубах. Откусив большие куски сыра и хлеба, я поставила чайник на огонь. Травяной сбор, присланный матушкой в качестве гостинца, уже почти заканчивался. Я нахмурилась. Нет, не стану писать матери с просьбой о добавке. Загляну вечером на рынок да отыщу недорогое сено, гордо именуемое чаем.
Серый рассвет за окном становился все светлее. Крепко сжимая в руке чашку с горячим напитком, я подошла к шкафу и достала одежду. Теплое шерстяное платье, мягкие колготы, потертая вязаная муфта, довольно-таки истоптанные, но еще нестарые сапоги – достаточный гардероб для промозглого дня. Бросила быстрый взгляд на улицу – к счастью, ночной дождь прекратился, и в просветах облаков виднелось небо, по-утреннему безрадостное.
Здесь, в столице, не принято предаваться унынию. В этом я убеждалась каждый раз, выходя на улицу. Люди спешили, взрослые торопили детей, уличные животные бегали, стараясь не попадать под ноги прохожих. Цокот лошадей был не размеренным, как у нас в пригороде, а торопливым, нервным. Однако все вокруг кипело такой энергией, что казалось, окружающие готовы взорваться от ее избытка, если сию же секунду не побегут, не помчатся делать неотвратимые утренние дела.
