Все же гражданской войне мы обязаны многим: свершилось
Все это ради тебя!
(1, 33-45)
Несмотря на всю лесть этого вступления, в котором предсказывается даже будущий апофеоз Нерона, нет оснований предполагать в нем иронию, которую видит древний схолиаст [40], или считать вероятным, что прославление Нерона "было вызвано у Лукана желанием прикрыть свободолюбивые идеи, заметные уже в начале поэмы"[41]. Если отбросить напыщенность и риторичность, свойственные не только Лукану, но и вообще поэзии его времени, то вступление окажется не менее искренним, чем слова Тацита в начале пятой главы XIII книги "Летописи" относительно декларативного выступления Нерона в сенате. Очевидно, для Лукана, как и для сенаторов, были естественны надежды на то, что молодой принцепс восстановит римское правовое государство, принципы которого были нарушены и триумвирами и предшествующими Нерону императорами, что он не будет "владыкою" или "тиранном", а пойдет по стопам Августа, в правление которого отношение к сенату приобрело романтическую окраску в сознании сенаторской группировки времен Нерона.
Разбирая ближайшие причины гражданской войны, Лукан не отдает предпочтения ни одному из противников; борьба между ними, гибельная для Рима, внушает ему ужас и отвращение:
Ты, о Великий Помпей, боишься, чтоб старых триумфов
Новый герой не затмил, и лавр побед над пиратом
В галльских боях не увял. В тебе же к походам привычка
Дух возбуждает, и ты со вторым не помиришься местом:
Цезарь не может признать кого бы то ни было первым.
Равных не терпит Помпей. В чьем оружии более права,
Ведать грешно.
(I, 121 сл.)
Обдумывая ход исторических событий Римского государства, Лукан полагает, что
... в обществе также таились
Братской войны семена, всегда потоплявшей народы.
(I, 158-159)
Военные успехи, обратившие Рим в мировую державу, развратили народ,
... которому мир и свобода
Силы крепили, храня в бездействии долгом оружье.
(I, 171 — 172)
С одной стороны, огромная военная добыча породила богатство и роскошь, породившие в спою очередь изнеженность:
... едва ли приличные женам
Носят наряды мужья; героев плодящая бедность
В пренебреженьи...
(I, 161 сл.)
С другой стороны, расширение земельных владений, сосредоточение их в руках отдельных богачей и то, что
... поля, взбороненные строгим Камиллом,
Взрытые прежде киркой и мотыгой Куриев древней,
Стали уделом иных, неведомых сельских хозяев,
(1, 168-170)
привело к тому, что закалявшее римлян довольство малым, благородная бедность (paupertas — ст. 165), сменившись непомерным богатством немногих, обратилась для большинства римлян в нищету и нужду (egestas — ст. 173) и уже
