История римской литературы Том II | страница 69
Из числа многообразных страстей, владеющих человеком, Сенека особенно обрушивает критику на две: во-первых, на любовь и ее оборотную сторону — ненависть; во-вторых — на властолюбие, причем последняя страсть интересует и привлекает его внимание гораздо больше, чем первая.
Любовная страсть в основном отражена в Федре, ненависть, возникающая из любви, — в Медее и Клитемнестре. В непреодолимости ее Сенека высказывает сомнения, расходясь в этом отношении с обычной трактовкой "беспощадного, непобедимого божества, Амура". На слова Федры, повторяющей обычную, общепринятую со времен эллинистической поэзии характеристику крылатого бога любви, господствующего над всей землей и даже над Юпитером и Фебом ("Федра", 185-194), кормилица возражает чисто стоической репликой: "гнусная,, потворствующая пороку похоть выдумала, что любовь — бог, и чтобы быть более свободной, придала безумию имя ложного божества... а безумная душа усвоила эти выдумки" ("Федра", 195-197, 202).
Этот же взгляд вложен в уста самого Сенеки в трагедии "Октавия": Нерон говорит о своей страсти к Поппее и называет любовь "величайшей силой всей жизни", Сенека же называет ее "льстивым жаром души" (blandus animi calor — "Октавия" 561); если ее не подогревать, не питать, то она скоро потеряет силу и угаснет ("Октавия", 565).
Гораздо более опасной и непреодолимой считает Сенека страсть к могуществу и неограниченной власти. Во всех его трагедиях рассыпаны без счета меткие и жесткие сентенции на эту тему. Само стремление к власти и тем более уже достигнутая власть делают человека жестоким, презирающим всякие требования благочестия и морали; эту мысль наиболее ясно высказывает Атрей в ответ на слова советника о том, что не следует посвящать юных наследников престола в преступные планы отца: "Они легко услышат и еще худшие советы... А даже если никто не научит их лжи и преступлению, то их научит власть" (regnum docebit — "Фиест", 312-313). "Ты боишься, что они станут злыми?" — еще резче говорит в "Финикиянках" Иокаста, отчаявшаяся в том, что можно примирить Этеокла и Полиника, борющихся завласть: на возглас Полиника "Значит, за свое преступление и обман брат, нарушивший законы, не понесет кары?"-она отвечает: "Не бойся. Он понесет тяжкую кару. Он будет царствовать. Если (сомневаешься, поверь деду и отцу:... скипетр Фиванского царя никто не брал в руки безнаказанно и никто не удержит его, кто нарушил верность; ты можешь уже причислить к ним и брата". "Пусть причисляет", — отвечает Этеокл, — я буду все-таки лежать среди царей, а тебя смешаю с толпой изгнанников" ("Финикиянки", 643-652).