Но корни этого движения следует искать в очень отдаленной эпохе, быть может, в XIV-XIII веках до н. э., когда отдельные ахейские разбойничьи дружины, оседая в далеких от родины местах, продолжали сохранять связь с нею. Это делало возможным приток новых поселенцев из Греции. Так, вероятно, обстояло дело на Кипре (см. гл. IX, стр. 156) и в Памфилии. В других случаях связь с родиной терялась, и колонисты постепенно утрачивали свои национальные черты и родной язык. Эту последнюю гипотезу некоторые ученые (Кречмер и др.) применяют к Ликии и Киликии, а более смелые исследователи допускают даже ахейское происхождение библейских филистимлян.
Все эти комплексы исторических явлений, лежащих в пределах дописьменного периода, представляют собою исключительное явление для историков. Но буржуазная наука XIX века, располагавшая, правда, значительно меньшим количеством фактических данных, чем располагаем мы сейчас, ярко демонстрировала свою беспомощность для подлинного исторического обобщения. Не находя для Греции аналогий в начальных периодах исторической жизни других народов, не видя моста между культурами древнего Востока и Грецией и не имея средств проникнуть в тайны греческой "доистории", эта наука не нашла ничего лучшего, как объяснить зарождение древнегреческой (эллинской) культуры "историческим чудом".
Под гипнозом этой ложной идеи находились крупнейшие умы конца XVIII и начала XIX века. В той или иной степени это относится ко всем выдающимся историкам, филологам, искусствоведам и философам.
И Винкельман и Гегель не только не избежали этого гипноза, но даже сыграли решающую роль в утверждении этого превратного представления.
Конечно, когда Гегель писал в конце 20-х годов XIX века свои "Элементы греческого духа",[16] источниковедение греческой истории стояло еще на очень низком уровне. Эллинская культура, как и в эпоху Возрождения, почти целиком оставалась и тогда предметом изучения классической филологии, достигшей за три предыдущих столетия исключительных успехов. Еще почти не существовало археологии, эпиграфики, научной истории искусства и литературы; сравнительно-историческое изучение языка, мифологии и религии только-только начиналось. Ни один памятник материальной культуры "доисторической" Греции не был открыт, за исключением известных еще самим грекам "киклопических" построек. Касаясь "доисторических" эпох, Гегель высказывал о них соображения, которые теперь могут вызвать только улыбку. Но, несмотря на все это, мы можем считать заслугой Гегеля и его выдающегося младшего современника К. — О. Мюллера (1797-1840) их попытки вывести изучение древней Греции из узко-филологических рамок и дать первые культурно-исторические обобщения, которые, кстати сказать, в целом (если мы не будем обращать внимание на частности) оказываются сейчас совсем уж не такими далекими от истины, как это представлялось ученым конца XIX и начала XX века — историкам типа Белоха или Эд. Мейера.
