— В смысле, приставать? — спросил с набитым ртом Тошин.
— В смысле, домогаться.
— А к кому ты домогался?
— Да ни к кому, разумеется! Говорю же, она бредит.
— Ну да… — Тёма отодвинул пустую тарелку, выдул в два глотка компот.
— Ненавижу её. Прямо вот тут печёт, — Глеб несильно стукнул себя кулаком по груди. — Смотрю в эти её злющие зенки и… придушить охота.
— Слушай, а если тебе после отчисления снова восстановиться? Ты же говоришь, Игорь Матвеич с тобой нормально. Не призовут ведь тогда.
— Нееет. Думаешь, я не узнавал, не искал варианты? Я уже даже к юристам на консультацию ходил.
— И что выяснил?
— Да ничего хорошего. Если отчисляют по инициативе вуза, то хрен тебе, а не отсрочка, даже если почти сразу восстановишься. Потому, как только меня отчислят, так сразу и загребут. Как раз весенний призыв с первого апреля пойдёт.
— Так сессия у нас только в конце мая начнётся, протяни как-нибудь до июня.
— Так и призыв не три дня, а аж до середины июля. Так что я всяко попаду.
— А, мож, как-нибудь по медицине можно откосить? Есть же какие-то болячки, с которыми не берут?
— Болячки есть, у меня их нет.
— А изобразить?
— Ну там тоже не дураки сидят. Так бы все и изображали. Не, это дохлый номер.
— Мда… — Тошин склонил вихрастую голову, почесал лоб. — Ну тогда, Глебыч, замути-таки с дочкой Фурцевой. Терять тебе всё равно нечего.
— Да противно это как-то, — скривился Глеб.
— Пфф. Ты чего? Забыл, что ты у нас аморальный подонок? — хохотнул Тошин. — Ну так соответствуй. И потом, Глебыч, выбор-то у тебя невелик.
— Может, у этой дочки есть кто-нибудь…
— Когда это тебя останавливало? К тому же, сильно в этом сомневаюсь. Говорю ведь — страшненькая она. Пристально я её, конечно, не разглядывал, но и так видно… замухрышка, короче. Кто на неё позарится?
— Зашибись! Мутить с замухрышкой… Всю жизнь о таком удовольствии мечтал. Да она ещё и дочь Фурцевой, которую прямо ненавижу… Одно только это уже делает твою замухрышку в сто раз уродливее.
— Ну, не знаю. У тебя что, страшных тёлок никогда не было?
— Не было, — честно сказал Глеб. — Этот экстрим, знаешь ли, не по мне.
— Да-а-а, — вздохнул Тёма, — мне так-то тоже такие не сильно вставляют, но что делать? Слушай, Глебыч, а ты это… накати перед тем, как к ней подваливать. Дело легче пойдёт. И не так противно будет.
— Да фигня всё это. Поприкалывались и хватит. Ни с какой дочкой мутить я не стану, так что закрыли тему, — Глеб отодвинул стул, со скрежетом шоркнув железными ножками по каменному полу. — Я в общагу. Ты со мной?
