И сердце пополам | страница 19
— Умеете вы, пацаны, утешить, — помрачнел Глеб. Потянулся за бутылкой, плеснул только себе, наполнив стакан на треть, и молча выпил.
— За утешением к девкам иди, Глебыч, они тебя любят, наперегонки кинутся утешать. А мы тебе варианты предлагаем, — возразил Иванов, разливая водку всем остальным.
— Какие нахрен варианты? Это дикий бред, а не варианты.
— Ой, ладно тебе. Не ты первый, не ты последний. Вон Галкин женился же на Пугачёвой, детей даже завели и ничего, а тебе надо-то всего лишь раз…
Глеб скривился, будто его тошнит. И почему водка не действует? Хоть не так противно было бы. Ещё эти идиоты с Фурцевой привязались. В таком ключе говорить о ней Глебу казалось вообще чем-то противоестественным.
О том, что он сам пытался её обаять — правда, вовсе не для этой их «годной затеи» — Глеб умолчал. Во-первых, стыдно было. А, во-вторых, не получилось же, о чём тут говорить.
— Кстати, о детях, — вспомнил вдруг Тёма Тошин. — У Фурцевой дочка есть.
— Серьёзно? А мужа нет?
— Говорят, что нет. Но раз есть дочка, может, был…
— Да сплыл…
— Она его сожрала, как самка богомола.
— А ты видел эту дочку? Откуда вообще знаешь?
— Она к нам как-то в аудиторию заходила, в смысле, к ней, ключ брала. Девки потом спрашивали у Фурцевой: это ваша доча, а сколько лет, а где учится… девки любопытные же.
— А сколько ей лет?
— А учится где? У нас, что ли?
— Девятнадцать вроде, если правильно помню. А учится, прикиньте, в художественном училище.
— В училище? — в голос удивились пацаны. — Дочка Фурцевой? Да её же могли взять в универ на любой факультет. Она могла бы балду пинать, ей бы за так всё ставили.
— А как она из себя? Ничего?
— Да какой-то там ничего, — скривился Тёма. — Хотя я её особо не разглядывал. Она заскочила на секунду. В каком-то уродском балахоне. В очках. На мать похоже вроде.
— Ясно. Красотка, короче, — усмехнулся Иванов. — Ну, так-то да, крокодилы принцесс не рожают. Но есть и плюс — страшненькую легче склеить.
— А нафиг она тебе нужна, страшненькая? — не понял Глеб.
— Не мне — тебе. Замути с дочкой, подошли к мамке, она выпросит для тебя то, что нужно.
— Не, я не люблю страшненьких, — мотнул головой Глеб.
Его, наконец, начало отпускать напряжение, и алкоголь приятно туманил мозг. Теперь слова пацанов уже не казались ему диким абсурдом.
— Тебе, Глебыч, никто и не предлагает её любить. Замути, поезди по ушам, а потом пошлёшь её.