— Очень хочется куснуть тебя за грудь.
***
Он накрыл ее своим телом, тесно прижимаясь. Обхватил ее лицо своими ладонями и целовал, долго, нежно, проникновенно. Ее пальцы играли с его волосами, она отзывалась на его поцелуй. Он спустился к шее и втянул в себя ее запах.
— Как же вкусно ты пахнешь.
— Младенцем, — произнесла она, наслаждаясь тем, как скользил его язык. Халат распахнут, и он припал к пополневшей груди, втягивая в себя набухший холмик. Она постанывала. Он перешёл ко второй груди, пришептывая:
— Какая же ты сладкая.
Она рассмеялась:
— Сыну оставь, жадина.
Он передвинулся на её живот:
— Да, я жадина, когда дело касается тебя. Ты моя, такая вкусная.
Он двинулся ниже, чмокнул пупок. Она машинально согнула ноги в коленях. Они одновременно приподняли головы. И воздух наэлектризовался. Она посмотрела потемневшими глазами в его почти черные омуты и кивнула. Он втянул воздух и поцеловал ее в самый низ живота.
***
— Денис, давай сделаем девочку.
Он, сначала недоуменно, потом с осознанием услышанного, посмотрел на нее.
— Ты уверена? Максу только-только годик исполнился.
Она кивнула и улыбнулась.
— Уверена. Я очень хочу от тебя еще и дочку.
— А если получится мальчик? По моей линии у нас сплошные пацаны.
— Значит, у нас будет еще один лучший мальчик на свете. Но ты, помнится, обещал мне все мои желания, даже невозможные. Так что постарайся сработать именно на девочку.
— Наташа, а как же время на восстановление, отдых для организма? Я сам еще не отошел от тех бесконечных часов твоих родов.
— Если мой организм не готов, он не даст мне забеременеть. Просто давай пошалим без всего.
— Делать с тобой детей — мое любимое занятие, — засмеялся он, зарываясь в ее волосы.
***
Коричневый — её любимый цвет. Он тёплый, окутывающий.
Карий цвет глаз мужа зажигал её приглушенно-синие глаза. Кофейные огоньки в глазах сыновей дарили тепло её сердцу. Молочно-шоколадный оттенок волос сына и дочки согревал её душу. И этого было более чем достаточно.
К свекру она обращалась по имени-отчеству. Елена Ивановна плавно перешла в маму Лену. Петр же Алексеевич из посаженного отца превратился просто в папу. Называл её дочкой, своей Наташенькой, и они продолжали понимать друг друга без слов.
— Ты грустишь? — Денис усадил ее к себе на колени,
— Нет, — она покачала головой. — Сегодня ровно год, как я впервые переступила порог этого дома.
— Сегодня? — он обнял ее. — Кажется, ты была здесь всегда.
Она привалилась к нему.
