– Отчего же вина не пьете? Пейте, замечательное «Шато бель Эвек», прямиком из Франции.
– А я бы, ей-Богу, русской водочки не прочь!
– Как прикажете! Любезный…
Композитор опрокинул маленькую стопку – и глаза его заблестели, засветились излучаемой ими детской добротой.
– Порадуете нынче?
– И сам думал, и руки чешутся. А что сыграть – право, не знаю.
Здесь разномастная публика сошлась в едином мнении. Со всех концов зала послышалось: «Средь шумного бала… Средь шумного бала…»
Композитор сел за рояль – и вскоре из-под пальцев его полетели по всему залу, по всем комнатам, по всему дворцу чудные звуки, в объятиях которых даже самые жаркие споры и распри ненадолго утихли, а самые непримиримые враги умолкли и даже, казалось, ненадолго примирились. Графиня Белосельская-Белозерская пела под аккомпанемент автора, а весь мир замер и внимал музам говорящим:
Средь шумного бала, случайно, В тревоге мирской суеты, Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты
Лишь очи печально глядели, А голос так дивно звучал, Как звон отдалённой свирели, Как моря играющий вал
Мне стан твой понравился тонкий
И весь твой задумчивый вид, А смех твой, и грустный и звонкий, С тех пор в моём сердце звучит
В часы одинокие ночи
Люблю я, усталый, прилечь – Я вижу печальные очи, Я слышу весёлую речь
И грустно я так засыпаю, И в грёзах неведомых сплю…
Люблю ли тебя – я не знаю, Но кажется мне, что люблю!
…Лиза была преисполнена впечатлениями. И всю дорогу до дома, и после ночью, когда ворочалась в постели и долго не могла уснуть, вспоминала она черты диктатора своего сердца, ловила каждое услышанное сегодня слово, анализировала каждую увиденную деталь. Ей казалось, что за один вечер прожита добрая половина ее жизни, и радовало то, что это не так – и впереди еще долгие ее годы, наполненные красотой и любовью.
Университет – эта alma mater своих питомцев – должен напитать их здоровым, чистым и укрепляющим молоком общих руководящих начал. В практической жизни, среди злободневных вопросов техники и практики, об этих началах придется им услышать уже редко. Отыскивать их и раздумывать о них в лихорадочной суете деловой жизни уже поздно. С ними, как с прочным вооружением, как с верным компасом, надо войти в жизнь. Когда человека обступят столь обычные низменные соблазны и стимулы действий: нажива, карьера, самодовольство удовлетворенного самолюбия и тоска неудовлетворенного тщеславия и т. п., когда на каждом шагу станут грозить мели, подводные камни и манить заводи со стоячею водою, тогда не будет уже времени да, пожалуй, и охоты запасаться таким стеснительным компасом.
