В рации забулькало, послышались проклятия. Было понятно, что Тамара попала в цель.
- Кто ты, русская тварь?!
- Я, Арбиша, твой ночной кошмар. Я та, кем тебя пугала бабка в детстве.
- Шайтан, - взревел чеченец.
- Нет, я всего лишь русская ведьма, и я знаю, чего ты боишься.
В рации послышался ругань, и уже другой голос просипел:
- Эй, что ты гонишь! Тебе нас не запугать, мы вас всех уроем.
Тамара улыбнулась.
- О-о, здравствуй, Мустафа. Вот ты сейчас с нами время теряешь, некрасивые слова говоришь, а лучше бы домой поспешил, с сыном попрощался. Умрет он завтра. Так что беги, беги быстрее. - Чеченец вскрикнул, и связь прервалась. Все присутствующие заворожено смотрели на женщину стоящую у аппаратуры. Первым в себя пришел командир второй разведроты:
- Тамара, откуда... - только и смог выдавить из себя Саня.
- Я все это знаю? - она обернулась и посмотрела ему в глаза.
- Юсупова, с одной из прошлых командировок. Его тогда задержали, и он в ногах у командира валялся, клялся детьми и женой, что чист перед нами, что простой овцепас и никому ничего плохого не делал. А после того, как его отпустили, продолжал по ночам обстреливать наши позиции, пока какая-то темная история там с ним не приключилась. Теперь вот по ночам по лесу не бродит. Опасается.
- А про сына? - не удержалась Кира.
- Знаю и всё. Иногда бывает такое озарение, - и тут же обратилась к Крушнову: - Саша, мне надо с тобой переговорить. Пойдем, выйдем.
И Крушнов вышел за ней, все еще находясь под впечатлением от радиоэфира.
***
А уже через день, по темным неосвещенным улицам села не спеша шел чеченец. Не торопясь, с чувством собственного достоинства вышагивая по грязной жиже, покрывающей дорогу, Арби размышлял. На свежем воздухе ему всегда лучше думалось. Он считал, это из-за того, что он отличный воин, привыкший к жизни в горах и длительным переходам. И сейчас ему было о чем подумать. Сомнения, страхи и доводы разума стекляшками калейдоскопа, менялись в душе: 'Что может сделать эта урус баба? Мне - джигиту, воину?!' В какой уж раз он задавал себе этот вопрос и сам же отвечал: 'Ничего! Меня не запугать этими штучками. Знает она, видите ли, меня. Так много, кто знает. Люди боятся и уважают. Но что известно соплеменникам, то обязательно узнают эти неверные псы. Ну и пусть! Всех задушу, как давил этих щенков все эти годы. Группа у нас сильная. Нохчи в ней все правильные, проверенные, не выдадут!' По лицу проползла самодовольная ухмылка, которая быстро слетела от неприятно царапнувшей мысли: 'Знают, значит, где моя семья. Надо весточку дать, чтоб покинули Самашки. И с Марьям надо разобраться, чтоб не позорила род.'
