. Есть отдельные свидетельства того, что его издания имели некоторое распространение в России. Так, например, пастор Глюк использовал латинскую грамматику Копиевича в своей школе. Кроме того, на некоторых дошедших до наших дней экземплярах книг, изданных Копиевичем, есть владельческие записи и пометки, свидетельствующие о том, что грамматики не лежали мертвым грузом. Так, один экземпляр латинской грамматики принадлежал Никифору Кондратовичу Вяземскому, им внесены в текст отдельные исправления, касающиеся славянской части; в другом также читается владельческая надпись (на русском и латинском языках): «Сия книга Ївана Никитина с(ы)на вепреского называетца Граматика латынъская преведеная на руской яже писахъ писа(х) (sic!) 1722 го(ду) апъреля въ 2 д(е)нь»
[12].
Необходимо отметить, что латинский язык воспринимался именно как иностранный, нужда в котором диктовалась практическими причинами и в этом смысле противопоставлялся ц.‑сл. и греческому. Ф. Поликарпов в предисловии к своему лексикону, отмечая преемственность еврейского и ц.‑сл. и функциональное равенство ц.‑сл. и греческого, подчеркивал, что латинский язык необходимо изучать, так как он «нынѣ по кругу земному … паче иныхъ во гражданскихъ и школных дѣлѣхъ ѡбноситсѧ» [Поликарпов 1704, с. 6 об]. Латинский язык связывался с секулярным пластом культуры, так как он применялся во «всѧкихъ наукахъ и художествахъ ко ч(е)л(ове)ческому жительству нуждныхъ» [там же, с. 6 об.].[13] Итак, греческий и ц.‑сл. противопоставляются латинскому как носители вечной истины языку практических знаний. Размежеванию восприятия греческого и латинского языков способствовала и попытка введения гражданского алфавита, ориентированного на западную модель (латиницу) [см. об этом: Живов 1986, с. 60].
Иностранным языком, на внедрение которого Петр I потратил немалые усилия, был голландский. Петром был задуман целый ряд изданий для популяризации этого языка [см.: Бобрик 1988 прил. 3]. Якову Брюсу был поручен перевод известной в Европе книги Вилима Севела «Искусство нидерландского языка» с амстердамского издания 1712 г. Яков Брюс сопровождал Петра I во время его пребывания в Голландии, поэтому именно на него пал выбор. История переговоров, связанных с этим поручением, довольно поучительна, так как выявляет целый круг проблем узуса этой эпохи. Яков Брюс отнесся к поручению довольно сдержанно. В сообщении от 18 июля 1716 г. он пишет: «… грамматику голландскую получил я и буду всяческими меры чтится перевесть оную колико возможно внятно. Только опасаюсь, что за недовольством сего языка (яко же вашему величеству известно) по желанию своему исправно и вразумительно написати не возмогу, понеже грамматика перед иными книги особливо достаточно искуснаго обоих языков преводчика требует, котораго здесь не изобретается» [цит. по: Пекарский, I, с. 298]. Ко 2 октября 1716 г. была переведена половина грамматики. Брюс по-прежнему настаивает на том, что порученная ему работа превышает его уровень знаний. Петр I поручает директору петербургского Печатного двора И. А. Мусину-Пушкину подыскать ему помощника. Брюс жалуется на слабое знание голландского и просит, чтобы текст был просмотрен секретарем посольской канцелярии Ларионовым, «понеже он голландскому языку искусен и грамматике учен» [там же, с. 299]. Вскоре он получает отказ, мотивированный тем, что Ларионов слишком занят и не может заниматься сверкой перево
