— и... растаяло, как облачко в лазури, как оборвавшаяся трель соловьиная...! А-а-а-а-а-а....!
Я... устал. Обнимаю, обнимаем, милые друзья, Вас пасхальным объятием. Спешу опустить в ящик, не испр<авляю> ошибок — 6 ч. 20 м. веч<ера>. О<льга> А<лександровна> привезла куличи. Го-споди! Погнала (сама) — за... творогом. Ну, за-чем?!
Христос Воскресе! (оба) Воистину Воскресе!
Да будет Вам Светлый День!
Ваш Ив. Шмелев.
<Пасхальная открытка с изображением праздничных колоколов на первом плане, видом Васильевского спуска и надписью, сделанной рукой И. С. Шмелева на обороте:> Христос Воскресе! Милые!
Ив. Шмелев 26 IV 1935 Париж.
И. С. Шмелев — И. А. Ильину <3. V. 1935>
3. V. 1935.
Boulogne s/S
Дорогой друг, Иван Александрович!
«Се раба Господня: да будет ми по Глаголу Твоему» [98]
С трепетом — только и могу — кощунственно — повторить. Читал Вашу «Святую Русь», [99] — пока трижды читал, — и будто это не про меня, и потому как бы «свидетельски» внимал пению. Удивительно. Это не «критика», это — глагол, который зажигает сердца согревающим светом, и... бесы трепещут в преисподней. Как напр.: Кулишеры, Имки, Бердяевы, Нижеславцевы, [100] Литовцевы, [101] и проч. служители «князя тьмы» за... сребреники, за улыбку милостивца, за... будущую «трапезу». Осчастливлен, одарен, укреплен, благословлен. Спасавшая меня работа над «Л<етом> Г<осподним>» и «Богомольем», спасавшая от духовной смерти, (и от телесной, да, возможно!) спасшая, да... — вылилась в книги, и вот, Ваше величание и доносящиеся ко мне вздохи читающих — спасают снова от... уныния и безнадежного озирания вокруг... Господи, будто и не вовсе впустую жил... Господи, будто и я, раб ленивый и — ох — «усталый»,... — поклонился, как мог, Господину, и хоть немножко, да «преумножил» доверенное Им. Вы, так, свидетельствуете. А я Вам не смею не верить. И есть еще голос, внутри меня: «отдохни, устал... мо-жно». Да будет мне по Глаголу Твоему!
Вчера — я поехал в «Возр<ождение>» за платой — О<льга> А<лександровна> встретила Бор<иса> Зайцева. Сам сказал: «Ка-ак Ильин написа-ал!» Она ответила, святая простота: «да, Иван Александрович уме-ет написать». А я ей только что, перед уходом, читал «Святую Русь», весь в волнении и дрожи... не читал, а... как Апостола возглашают. И оба мы вкушали, «над горсткой», как просфору. А когда я вернулся к завтраку, перечитывал в углубленности — и в углублении креслица... — и уж едва поднялся, весь разбитый. В 7 ч. веч<ера> t° — около 38. Это все, с перерыв<ами>, моя болезнь, бронхит. Ско-лько дней! Опять банки, уротропин, аспирин (а это
