Плевать. Воин размышлял, к кому из деревенских заглянуть сперва. К скорняку за шкурами, потом к портному. Нужно ещё придумать, как оправдать заказ — пошив женской одежды одинокому отшельнику ни к чему. Мысли цеплялись друг за друга, сматываясь в тугой клубок. Задумавшись, Ансгар вышел к дому Коди. Тоже неплохо, надо бы прикупить целебных трав — закончились.
— Открывай! — Ансгар грохнул кулаком в хлипкую дверь дома.
Через пару мгновений на пороге застыла женщина в несвежем шерстяном платье — Ли, мать Коди. Вдова потеряла двух дочерей и мужа и теперь жила в деревне особняком. Её не без оснований считали склочной, вздорной бабой, но она одна тянула небольшое хозяйство и дурочка-сына, не побиралась, не просила помощи — за это Ансгар её по-своему уважал. К тому же Ли единственная, кто не поддерживал пересуды о нём.
— Снова за лошадью пришёл? Не дам.
— Не за лошадью, за травами.
— Проходи, — кивнула, впуская гостя.
Женщина торговала сушеными травами и козьим молоком — на то и жили. Они с Коди еле сводили концы с концами — связывать жизнь с вдовой, у которой полоумный сын, деревенские мужики не спешили.
Ансгар бросил мешок с рыбой у стола и уселся на стул. Вдова затеяла варку сыра. Котелок пыхтел над огнём, Ли поспешила с ложкой к сырной жиже.
— Каких травок надо?
— Всех понемногу. Не успел этим летом запастись.
— Многие не успели, — кивнула женщина, пряча под чепец выбившийся тёмный локон. — Засуха почти всё сгубила, но я-то знаю где собирать, — она довольно ухмыльнулась. — Все ко мне придёте, а я ещё подумаю, продавать или нет.
— Оставь желчь для соседей, — лениво бросил Гар. — Плачу рыбой.
— Шустрый какой, — скривилась женщина. — Деньги давай.
Ансгар достал из мешка тушку ахры и молча шлёпнул её на стол. Глаза вдовушки загорелись жадными огоньками. Позабыв о сырной массе, она бросилась к рыбе. Синяя чешуя переливалась, словно россыпь драгоценных камней, а выпотрошенное брюхо хвастало красной упругой мякотью.
— Хорошо просолил, долго лежать будет, — кивнула Ли, лизнув рыбёшку. — Видать, не зря про тебя слухи ходят — обезумел всё-таки.
Воин скривил губы в однобокой улыбке. Несколько дней назад он нашёл место на реке, где добыл бреднями аж десять рыбин — огромная удача, и отдать ахру за несколько пучков целебных трав — настоящее сумасшествие, но выбора не было — он не оставит Ёлку одну, чтобы продать рыбёшек в городе.
— Тебе ли, матери дурака, рассуждать о моём скудоумии? Отрежь половину и дай чего прошу.
