– Почему… Почему он красный, когда вы рядом? – еле шевеля языком, спросил Андрюс.
Он не уточнил, что именно имел в виду, однако Гинтаре поняла.
– Так я ведь другая. Но другое не всегда означает: зло.
Он хотел ещё что-то спросить, но Гинтаре снова достала свою свирель и заиграла; полилась нежная, чуть печальная мелодия. Тилус громко мурчал, подпевая.
«Как же складно у них выходит! – удивился про себя Андрюс. – Точно нарочно учились вместе играть».
Луна тихо подмигивала ему янтарными глазами.
* * *
Андрюс поднял голову; в утренних сумерках он разглядел чёрную воду озера и густую поросль черники там, где Гинтаре похоронила вчера убитую им волчицу. Гинтаре… Да где же она сама?
Он вскочил и огляделся.
– Госпожа Гинтаре!
Никто не отозвался, только рядом, почти под ногами стрелой ринулась прочь блестящая чёрная змея с двумя жёлтыми пятнышками на затылке.
* * *
Когда Андрюс добрался до дома, уже светало, и поэтому он не смог обмануть себя и притвориться, что всё это ему померещилось… Над покрытыми сажей останками дома клубился тёмный, едкий дым, безобразно торчала уцелевшая труба да кое-где сохранились обгоревшие балки. Приглушённо выли мать с Иевой, отец неподвижно стоял посреди двора; на его помертвевшем, разом состарившемся лице не было никаких чувств.
Андрюс услышал пронзительный крик: навстречу ему выбежала Ядвига; волосы её обгорели, лицо было перемазано сажей. Она рухнула перед ним на колени, обхватила руками и зарыдала: «Слава тебе, Иисусе! Господь сохранил!»
Андрюс дрожащей рукой приглаживал её волосы. Он мог лишь молчать и вспоминать вчерашнюю встречу – рассказывать Ядвиге, кто на самом деле его сохранил, не было никакой возможности.
Накануне Ядвига только к вечеру вернулась домой от хозяйки, бурмистровой жены. Андрюса не было; Иева сказала, что брат ушёл ещё утром и с тех пор не показывался. Ядвиге сделалось сильно не по себе – Андрюс клятвенно обещал никогда больше не ходить по улицам с перстнем на пальце и не брать с собою котёнка. Но вот где именно он теперь бывает, этим брат поделился только с ней, что было вполне понятно: мать и отец словно бы отгородились от младшего сына невидимой стеной… Ядвига ничуть не сомневалась, что матушка по-прежнему любит Андрюса больше всего на свете, но после гибели Катарины испытывает вину перед всей семьёй – вину за Андрюса: за его рождение и его странные, опасные способности. Отец же, как человек, близкий к церкви, и вовсе места себе не находил – он не мог отречься от единственного сына и не мог беспрекословно принять его.
