Внимание!
Последняя попытка экстренной реанимации!
В случае неудачи, Система будет вынуждена признать инициацию невозможной!
Уже привычное колесико подгрузки зависло перед глазами, отображая прогресс подготовки, что, на сей раз, должен занять еще больше времени.
Где-то позади рванул ветер, будто включили гигантский пылесос. Самолет начало кренить вбок и вниз носом. Мелкие предметы обихода тут же полетели в сторону хвоста самолета, минуя подкопченный гарью салон.
Смартфоны, газеты, тарелки, сумочки и прочая ерунда. А он так и продолжал лежать, словно примагниченный, в яме, выжженной белым пламенем. Хребет немного скрутило из-за половой перегородки, которую обнажило сорванным покрытием, но ему уже было как-то все равно.
К смерти он относился весьма по-философски, с легкостью принятия ее неизбежности. Ни друзей, ни тех кого он мог бы назвать любимыми у него не было. Мать с отцом образовали круг ненависти, после развода, в который всячески пытались втянуть и его. Чтобы не участвовать в этом, после многочисленных попыток примирения, он просто дистанцировался. А, спустя десяток лет чуждости, навряд ли их можно было бы назвать по-настоящему родными людьми.
Страх как-то даже отступил на задний план. Осознание гибели, как свершившегося факта, подкреплялось холодной стеной безразличия мертвого тела. Возможно, будь он полноценно живым человеком, мыслил бы иначе.
Единственное, что действительно будоражило никак не умирающего мужчину, были бойцы и люди вокруг. Предчувствие, что казнь почти ста человек — далеко не конечная цель рейса.
Мысль о том, что пульсирующая сфера может оказаться чем-то вроде боеголовки, мерзкой змеей заскользила вокруг позвоночника. До Нью-Йорка оставались считанные минуты, а самолет уже навряд ли остановится.
Кто-то решил устроить повторное одиннадцатое сентября?
От этой мысли даже у трупа зашевелились волосы.
Тяга ветра только усиливалась и неожиданно рванула один из непристегнутых трупов, прямо на него. Ветер оказался таким сильным, что труп несколько раз крутануло в воздухе. Затем протащило по земле, пока не остановился, зацепившись за не-живого и не-мертвого мужчину, неловко приобняв рукой.
Словно фаянсовая кукла, девочка лет восьми, смотрела на него остекленевшим взглядом некогда карих глаз. Она сохранила застывшее выражение бледного личика с намеком на осуждающий прищур.
Внутри, от увиденного, словно вернув чувство жизни, вспыхнула ярость.
А дальше наступил очередной спазм.
