Машутка не отвечала, и конюх давал ей зуботычину маленьким грязным кулачком, затем, пошатываясь, шёл вон из конюшни домой. Вскоре он, однако, возвращался. На крыльце избы с половой тряпкой в руке конюха встречала жена; если муж приходил пьяным, она наотмашь била его тряпкой по лицу и прогоняла. И Федька, срывая зло, опять измывался над Машуткой до тех пор, пока не валился с ног, обессиленный, и не засыпал.
Но сейчас, бредя по тайге, Машутка была бы рада увидеть и терпеть даже этого жалкого кривоногого пьянчужку Федьку.
V
Далёкий вой нёсся из соседней долины, где лошадь прошла час назад. Машутка знала, кто испускает эти обманчиво-жалобные звуки. Она постояла недолго в чуткой, настороженной позе, прядая взлетевшими топориком ушами, и, взбрыкивая, рванулась с места.
Вой, однако, не удалялся, а, напротив, приближался.
Из-под копыт летели камни, вязкие ошмётки болотной жижи. А вой всё нарастал и нарастал. Наконец Машутка смекнула: бежать бесполезно, бегством не спастись. Она остановилась и развернулась. Молодые глаза кобылицы различили на снегу две чёткие передвигавшиеся точки. Они летели по её следу.
Это были волки, два крупных, матёрых самца. На Камчатке дикий зверь отчего-то более рослый, чем на материке; бегущего зайца примешь за скачущего оленя, оленя — за сохатого. Волки обычно бродят стаей в десять — двенадцать голов или в одиночку. Что же заставило двух зверей, да ещё самцов, держаться вместе? Дело в том, что всего неделю назад волчью стаю, в которой они жили, перестреляли пастухи оленей. Лишь этим двум посчастливилось уйти от визжащих карабинных пуль. Звери, с рождения привыкшие к стае, пока не решались разойтись. Вместе легче добывать себе пищу, уйти от опасности; как говорят, одна голова хорошо, а две ещё лучше.
Машутка забежала на обширную речную косу и передними копытами начала поспешно разбрасывать снег, рыхлить, перелопачивать спаянные стужей камни. Зачем она это делала? Лошадь понимала, что смертного боя ей не избежать, и готовила удобную, надёжную площадку, на которой не скользили бы копыта, не разъезжались ноги. Она знала, что на льду почти беспомощна. А с двумя зверями можно ещё потягаться.
Когда волки настигли животное, Машутка, играя мускулами груди, грозно стуча правым передним копытом, стояла в центре взрыхлённой «арены», резко темневшей в сверкающей заснеженной долине.
По выработанным в стае надёжным приёмам звери разошлись, как бы сжав жертву с противоположных сторон. Затем они залегли, чтобы отдышаться после долгого преследования по следу. Бока тяжело, ребристо вздымались и опускались, как кузнечные мехи. Лобастые головы покоились на вытянутых передних лапах, но породистые, красивые особой, зловещей, хищной красотою глаза ни на мгновенье не отрывались от лошади. Сейчас в них не было злобы — они светились жадным восторгом: сразу столько вкусного мяса!
