И в таком вот виде, словно подарочную куклу, меня оставили в спальне. Сидеть на кровати, где только что перестелили простыни на особенные. Предназначенные для приема моего первого мужа: алые, шелковые, с утонченным кружевом по краю.
Только вот когда этот муж придет — я не знала. Никто не знал. Было известно лишь то, что его нужно ждать сегодня, и все. Остальное оставалось под вопросом. Он мог прийти когда угодно — сразу после обеда, ближе к вечеру, ночью… когда ему вздумается.
Но придет.
На то, что не явится, не стоит даже надеяться — как я уже успела узнать, мужчины этого мира, желавшие наследников, крайне серьезно и ответственно относились к сеансам зачатия.
Мне же следовало сидеть и ждать его столько, сколько потребуется. Никуда не уходить, не выходить, даже с кровати не вставать. На случай, если мужа придется ждать долго, и ожидание затянется, для меня на прикроватной тумбе оставили вазу с фруктами, графин свежевыжатого сока и несколько мягких салфеток на случай, если нужно будет вытереть пальцы.
Это ожидание пугало. Сводило с ума. Знать, что должно произойти. Знать, что этого не избежать. Но вместо того, чтобы поскорее это пережить — растягивать страх на долгие минуты, часы. И оставаясь в тишине, слушать лишь собственное тяжелое дыхание и частые удары сердца…
Пока к ним не присоединился внезапный новый звук: щелчок дверного замка, после которого дверь открылась, и я увидела на пороге его. Брайдора Харсера, первого из трех своих мужей, собственностью которых являлась. Первого из трех, с кем я обязана ложиться в постель, чтобы рожать для них детей.
И первого из трех, кто сделает это со мной.
Не хочу!..
Но мои желания никого в этом мире не волнуют. И не будут никого волновать, пока я не найду способ сбежать отсюда и вернуться в родной мир.
Поэтому сейчас Брайдор, закрыв за собой дверь, подошел ко мне, на ходу расстегивая свой китель, который отбросил в сторону, не доходя до меня.
Здесь было тепло. Очень тепло.
Но когда этот мужчина посмотрел на меня, мне стало холодно. Так холодно, словно я стояла вот в одном лишь этом пеньюарчике посреди заснеженной долины, пронизываемой ледяными ветрами.
Я даже не думала, даже вообразить не могла, что на женщину, с которой ты собираешься сейчас заняться сексом, можно смотреть с таким пугающе-холодным безразличием. Не говорю о желании, страсти… не было даже презрения, ненависти или отвращения. Лишь пугающий вакуум этого безграничного: «Мне на тебя плевать».
