— О, боги, — покачал головой Айтал, — ты же не считаешь себя виноватой. Ну, и как с тобой разговаривать?
— А ты не разговаривай, лучше вали отсюда, — огрызнулась Ясмина.
— Нет, я пришел к тебе не для того, чтобы сразу уйти. Я пришел поговорить, вернее, уговорить тебя добровольно отдастся в руки Фолкета.
— Нет, это ты сошел с ума, а не отец!
— Я разговаривал с Фолкетом, он вполне вменяем. Несмотря ни на что, он обещал, что не тронет тебя. Сестру ты ему, разумеется, не заменишь, но и наказывать тебя жестоко он не станет. Если ты боишься… насилия… с его стороны, то Фолкет клянется, что не будет этого делать.
— Ну так отдайте ему Альгу, раз он такой добрый и всё прощающий! Ведь суд приговорил отдать одну из дочерей. Почему это должна быть я?
— Однако… — обескуражено произнес Айтал, затем презрительно бросил: — Какая же ты самовлюбленная дрянь, мелкое чудовище!
— Да, конечно, в нашей семье, я — чудовище, а не вы со своей змеиной сущностью! — воскликнула Ясмина, с трудом сдерживая подступающие слезы.
— Куда уж нам до тебя, ты та еще змеюка.
— Прекрати меня оскорблять! — потребовала гневно Ясмина.
— Я думаю, не тебе, а Фолкету следует бояться того, что ты попадешь к нему, — криво ухмыльнулся Айтал.
— Добровольно я к нему не пойду, — решительно заявила Ясмина, ладошками вытирая все-таки пролившиеся слезы.
— А знаешь, что самое ужасное?
— И что же? — напряглась она
— А то, что отец скорее отдаст Альгу, но не тебя. Но я не позволю этому случиться. Я не отдам Альгу Фолкету.
— Пойдешь против отца, против его воли? — усмехнулась Ясмина и ехидно добавила: — Давно ли ты стал таким смелым, братик? Или тебя давно не секли?
— Я не отдам Альгу, — твердо повторил Айтал, — она не должна отвечать за твои поступки. Знаешь чем сейчас занят отец?
— Ну, расскажи, чем таким занят отец, — усмехнувшись, разрешила Ясмина.
— Он пытается сляпать дело против Суда волеронов, скомпрометировать его, доказывает, что этот суд себя изжил и его пора расформировать и забыть. Отец пытается доказать, что приговоры этого суда следует считать недействительными, или по крайней мере, только рекомендательными для суда, который есть сейчас в Пустоши. Но отцу это не удастся, как бы он ни старался. Его не поймут, никто его не поддержит. Вернее, уже не поддерживают. Этот Суд пользуется огромным уважением, он последняя надежда волеронов на справедливое судилище, его приговоры никогда не были пристрастными или несправедливыми.
— Исключая меня, — бросила Ясмина.
