Юная леди обернулась на звук. Лилиан стояла, вероятно до того глядя в огонь камина. Сандор прошёл внутрь, ожидая, что двери за ним закроются, но когда этого не произошло — лишь подавил раздражённый вздох.
— Добрый вечер, леди Блэр, — вежливо улыбнулся священник, сложив руки за спиной. — Я много слышал о Вас и захотел поговорить лично.
Он сразу отметил, что Лили держится в холодной, отстранённой вежливости. Она почти не улыбалась — только мимолётно и учтиво. Отвечала скупо, будто заученные заранее фразы и совершенно точно не была искренней. Сандор всегда относился к таким женщинам с большим подозрением. Разумеется, это их суть — тайны и сплетни, способные загубить любую репутацию, но лишь дурак станет их слушать. Эту леди не интересовала их беседа, а подобное само по себе было тревожным звонком — кто не хочет поговорить с посланником Его на земле?
Сандор старался говорить о предназначении мужчин и женщин в мире, о Боге и значимости Его в каждой грешной жизни.
— Господь любит каждое своё дитя, леди Блэр. Он способен принять любую, даже самую тёмную душу и очистить её, подарив спасение и душевный покой.
— Отчего же тогда мы зовём Его господином, святой отец? — не глядя на Сандора, спросила Лилиан, щурясь на трещащее пламя.
— Потому что Он ведёт нас за руку по пути и укрывает от бед. Он как суровый, но милостивый и справедливый отец — к ним мы тоже обращаемся так же. Лорды, именитые господа... Разве Вы называете своего родителя по-другому?
Лили задумалась.
— Вы правы.
Но размышления над этим вопросом Сандор решил отложить на потом. Почему леди про это спросила? Неужели... сомневается в силе Его, в милости?
— Прошу меня простить, уже поздно, — спохватился внезапно священник, поднимаясь на ноги, Лили встала следом. — Благодарю за беседу. Думаю, Господь ещё сведёт нас вместе. Я помолюсь за вас, леди Блэр.
Лилиан присела в лёгком, таком же вежливом, как и все прочие жесты, реверансе и улыбнулась.
— И я благодарю Вас, отче.
— Да хранит Вас Господь.
Он действительно молился за неё той ночью, стоя на коленях перед распятьем. Иисус был безмолвен в своих страданиях, отвечал лишь взглядом великомученика, обращённым в небеса.
Что делать одной, запутавшейся в учениях Его, душе? Особенно если она всё ещё ребёнок, не сумевший избавиться от глупых капризов и до сих пор противится чему-то? Ведёт свою войну, не показывая её никому, мечется в бреду, желая знать ответы. А ответы всегда были здесь — в шагах, эхом разносящихся по сводам и тихом говоре людском, в их облегчении. Сандор был лекарем на этих войнах — утешал горе, даровал спокойствие и нёс через свои уста Всепрощение Господне. Потому что так было правильно, во веки веков, аминь. Потому что он не смел лукавить, говоря о милосердии много-много раз людям.
