Позволяя ногам найти плюшевый ковер, я поднимаюсь, немного потянувшись и вздохнув. Я остаюсь стоять у кровати, тупо глядя в огромное окно. Смогу ли я увидеть свою маму впервые за восемнадцать лет? Или это просто галлюцинация, вызванная стрессом?
«Скажи мне, что беспокоит твой прекрасный ум». Его сонный скрежет прерывает мои мысли, и я оборачиваюсь и вижу, что он лежит на боку, молясь руками, лежащими под его щекой. Я заставляю улыбаться, я знаю, что это не убедит его, и позволяю Миллеру и всему его совершенству отвлекать меня от моих внутренних потрясений.
«Просто мечтаю», — говорю я тихо, игнорируя его сомнительное выражение лица. Я мысленно мучила себя с тех пор, как мы сели в самолет, проигрывала этот момент снова и снова, и Миллер безмолвно отметил мою тихую задумчивость. Не то чтобы он давил на меня, оставляя уверенным, что он думает, что я размышляю о проблеме, в которой мы оказались в Нью-Йорке. Отчасти он был бы прав. Многие события, откровения и видения мучили меня с тех пор, как я прибыла сюда, заставляя меня возмущаться тем, что я не могу полностью оценить Миллера и его преданность поклонению мне.
«Иди сюда», — шепчет он, оставаясь неподвижным без жестов или поддержки, только своими тихими, властными словами.
«Я собиралась сварить кофе». Я дура, если думаю, что могу гораздо дольше избегать его вопросов или беспокойства.
«Я прошу один раз». Он подталкивается к локтю и наклоняет голову. Его губы сжаты в прямую линию, и его кристально голубые глаза прожигают меня. «Не заставляй меня повторяться».
Я слегка качаю головой, вздохнув и проскользнув обратно между простыней, залезая ему на грудь, а он остается неподвижным и позволяет мне найти свое место. Когда я устраиваюсь, его руки обнимают меня, а его нос идет прямо к моим волосам. 'Лучше?'
Я киваю ему в грудь и смотрю сквозь плоскости его мускулов, в то время как он повсюду ощущает меня и делает глубокие вдохи. Я знаю, что он отчаянно пытается меня утешить и успокоить. Но он этого не сделал. Он позволил мне провести время в тишине, и я знаю, что ему было невероятно трудно. Я слишком много думаю. Я знаю это, и Миллер тоже это знает.
Он выдергивает мои теплые волосы и несколько мгновений укладывает их именно так как он хочет. Затем он сосредотачивает тревожный блюз на моем. «Никогда не переставай любить меня, Оливия Тейлор».
«Никогда», — утверждаю я, чувствуя глубокую вину. Я хочу заверить его, что моя любовь к нему не должна волновать — не о чем беспокоиться. «Не задумывайся». Я протягиваю руку и провожу большим пальцем по его полной нижней губе и смотрю, как он лениво моргает и сдвигает руку, чтобы прижать мою руку ко рту.
