Ладошка сжала ее руку, кожа была грубой.
Айслинг вздрогнула и опустила взгляд на маленькое рогатое существо. На его голове был клочок волос, большие глаза смотрели на нее, голубые радужки заполняли пространство. Существо улыбнулось, зубы заполняли рот, едва помещались.
— Хобгоблин, — буркнула она. — Что ты тут делаешь?
— Веду тебя к госпоже.
— Я не соглашалась на прикосновения.
— Не хочу, чтобы убежала, — ответил он. Его голос был тихим скрежетом ногтей по камню, слушать было больно.
— Я и не собиралась.
— Осторожность не помешает.
Она хотела ударить его по рту, похожему на жабу. Хобгоблин не имел права тащить ее в пещеру, словно она была питомцем. Это была ее бабушка! Она знала, как входить как леди, а не злить женщину, проклявшую ее.
Вода капала с потолка пещеры, попадала на ее плечи ледяными каплями. Место было старым, даже древним, источало боль.
Тут ее бабушка проводила дни?
— Дальше не надо, — захихикал хобгоблин. — Скоро увидишь, маленький подменыш.
— Не зови меня так.
— Почему? Ты такая.
Айслинг отклонилась, чтобы посмотреть на него. Его рост подходил, чтобы подбросить его. Она даже сможет подцепить его носком и выбросить из пещеры.
— Внучка, — знакомый голос донесся из тьмы, — будь доброй.
Получив упрек, хоть она была взрослой, Айслинг стряхнула руку хобгоблина и пошла на голос бабушки.
— О, ты растила меня не такой.
— Я растила тебя человеком.
— Люди не добрые.
Ее ноги все еще болели после костра, устроенного людьми, боящимися магии так, что не признающими ее помощь. Ее спина помнила избиения, брошенные камни и палки, оставляющие синяки на ее теле.
Люди не были добрыми. Они не знали, как быть щедрыми к тем, кого считали другими.
— Иди сюда, дитя. Давно не виделись.
Свет расцвел во тьме как роза. Айслинг прошла в серебряный свет и попала в небольшую пещеру, озаренную магией и огнем.
Ее бабушка сидела у золотого огня, пятна на ее коже напоминали перепелиное яйцо. Она подняла взгляд, карий и голубой глаза сияли силой. Ее темные волосы были убраны с лица, и это усиливало строгие черты и агрессивно изогнутые губы, сдвинутые в сторону.
— Присядь у моего огня, внучка.
Она не могла отказать Бадб, вороне войны. Туата де Дананн могла вывернуть ее, перевернуть, бросить в стороны, если бы хотела. Она была сестрой Морриган, создателем страха на поле боя, женщиной, которая пировала душами воинов.
Айслинг села, куда сказали.
Тепло от огня проникло в ее душу. Бадб протянула каменную чашку с травами, от нее пахло землей и исцелением. Айслинг пила, осторожно обхватив чашку бледными руками.
