Философическая история Человеческого рода или Человека, рассмотренная в социальном состоянии в своих политических и религиозных взаимоотношениях, во | страница 58



Я не перестану повторять о человеке: сколь буду счастлив, если достигну его понимания. Человек – это божественное зерно, развивающееся в противодействии своих чувств. Все заложено в нем, все: то, что он перенимает извне есть лишь повод его идей, но не сами идеи. Это растение, несущее мысли, подобно тому, как розовый куст несет розы, а яблоня – яблоки. Один и другой нуждаются в противодействии. Но какие отношения имеют вода или воздух, из которых розовый куст или яблоня черпают свои питательные вещества, к прикровенной сущности розы или яблока? Никакие. Вода и воздух здесь безразличны и делают столь же хорошо для произрастания крапивы или ядовитых ягод черного паслена, если семя попало под их воздействие в соответствующем состоянии. Также и человек, хоть и принял от своего начала искру Божественного глагола, но не приносит с ней на землю полностью сформированный язык. Благо он содержит в себе принцип слова в потенции, но не в действии. Чтобы ему говорить, надо почувствовать ему необходимость разговора, чтобы он его сильно захотел, ибо – это одна из самых сложных операций рассудка. Когда он жил одиноко и чисто инстинктивно, он не говорил и не чувствовал самой надобности в слове; он был неспособным сделать никакого усилия воли, чтобы этого достигнуть; погруженный в абсолютное своенравие, он угождал себе; все, что колебало его слух являлось шумом; он не различал звуки в качестве звуков, но лишь как колебания; и эти колебания, аналогичные всяким иным ощущениям, вызывали в нем лишь привлекательность или страх согласно идее радости или боли, что они пробуждали в нем. Но с момента, когда он вступил в социальное состояние, вследствии события, о котором я рассказал, тысяча обстоятельств собралось вокруг него, сделав для него необходимым некоторую речь: он нуждался в средстве сообщения между своими идеями и идеями своей подруги. Он хочет, чтобы она узнала его желания и особенно надежды, ибо с тех пор, когда он приобрел гордость, он приобрел также и надежды; и его подруга уже готова сообщить ему свои чаяния, внушая их ему чаще и в большем количестве, в том числе более активное и ограниченное тщеславие.

Едва ли представляются средства удовлетворить их волю, установленную в них: эти средства таковы, что они ими пользуются без их поиска, как будто они всегда были присущим им. Они и не подозревают, что, используя их, они закладывают основания великолепного здания.

Данные средства суть