Российская белая эмиграция в Венгрии (1920 – 1940-е годы) | страница 35
Венгерские власти на словах с самого начала положительно отзывались на просьбу фон Лампе о переброске врангелевских войск, и всячески уверяли его в готовности помочь, выражали свое сожаление по поводу тяжелого положения русских беженцев-патриотов. Но когда настало время конкретных действий, дело сразу было заторможено, и собеседники фон Лампе начинали ссылаться на собственные трудности Венгрии, на неразрешенность судьбы венгерских беженцев с отторгнутых Трианонским договором территорий, и главным образом на полную подчиненность страны представителям Антанты. К этому еще прибавилось, что в 1921 г. уже шли переговоры между представителями венгерского и советского правительств об обмене арестованных и осужденных в Венгрии коммунистов на задержанных в Советской России венгерских военнопленных офицеров-заложников. Венгерские власти опасались, что прием ими белых беженцев может затруднить соглашение с Москвой>42.
Среди венгерских политиков тоже были такие, кто подобно фон Лампе видел смысл поддержки русских эмигрантов в будущей дружбе с Россией и в объединении белых сил. Одним из них был депутат парламента от партии мелких хозяев Эрне Мозер, нотарий парламентской комиссии по внешнеполитическим вопросам. Фон Лампе неоднократно встречался с ним>43. Карой Вольф, лидер христианско-националистической партии, тоже высказался перед фон Лампе за необходимость поддержки «русских патриотов» со стороны венгерского политического класса и всего общества>44. Через них фон Лампе пытался влиять на первый эшелон венгерских лидеров, в том числе на министра иностранных дел графа Миклоша Банффи. Однако венгерское правительство в течение долгих месяцев не решалось дать определенно положительный ответ, на основе которого можно было начать переброску. Фон Лампе иногда серьезным результатом считал даже то, что ни от кого не получал отказа на свое ходатайство>45.
Эту медлительность Лампе, с одной стороны, объяснял бюрократической инерцией, а с другой – присущей венграм склонностью затягивать дела. В своем дневнике он очень образно и не без досады пишет об этом: «