А ведь раньше был чин обряжания и провожания покойного: его мыли и обряжали Божии старушки, оплакивали родственники. Служить панихиду приглашали священника, по чину укладывали в гроб. Зажигали свечи и денно и нощно читали над телом псалтырь, чтобы демоны не мучили, не терзали душеньку усопшего.
Худа, негожа смерть без церковного напутствия. Хотя и сама смерть для нас – не находка и не радость. И поджилки трясутся, как вспомнишь о ней. Привыкли мы к земной живой жизни, и никому не хочется уходить из этого преисполненного Божией красотой, прекрасного и солнечного мира. А все же христианам легче расставаться с этим миром в надежде на будущую жизнь. А неверам совсем плохо. И в Псалтире сказано: «Смерть грешников люта». А без церковного попечения что будет с нашей душой?
Не без печали я вспоминаю, как в начале лета 1944 года в городе Иванове я умирал в госпитале от тяжелых гнойных ран, повлекших за собой сепсис – заражение крови. Антибиотиков не было, а красный стрептоцид был бесполезен. На дворе под теплым легким ветерком трепетали молодой листвой деревья, во всю мощь пели птицы, сияло солнце, и буйно цвела черемуха. Чтобы не удручать других раненых картиной умирания, меня вместе с койкой перевезли в отдельную маленькую палату, которую раненые называли – смертная.
Агония затянулась, и я в томлении и тоске метался по кровати. Я был юн и всеми силами старался убежать от смерти. Грудь сжимало, и я сел, пытаясь спуститься на пол.
Молодая, красивая медсестра, которой я, видно, порядочно поднадоел, ребром ладони сильно ударила меня по горлу. Да простит ее Господь. Я повалился на подушку, и все померкло перед глазами. Я раньше никогда не думал о Боге, о Церкви. Эта область была вне моего сознания. Я ничего не знал об этом, и жизнь моя проходила среди пионерии и комсомола. Так нас воспитали, в каком-то звонком вихре пионерского горна, алых знамен и бурных комсомольских собраний.
Но тут вдруг меня перенесло в какой-то чуждый, странный, мрачный и очень древний мир. Я как-то сразу понял, что это мир подземелья. Передо мной была анфилада черных закопченных пещер. Я стоял перед громадным телом. Это было тело гигантской змеи, вытянувшейся по анфиладе пещер. Головы и хвоста видно не было. Тело было громадно, толщиной с вагон. Кожа очень красивая с крупной блестящей чешуей синего, красного и зеленого цветов. Эта полутьма освещалась всполохами языков пламени. И в этом мерцающем свете я разглядел громадных, мускулистых, с лоснящейся от пота черной кожей эфиопов. Они, ухая, производили какую-то очень тяжелую работу.
