В углу большой комнаты стояла кушетка из ротанга, покрытая мягкими подушками. Ник поднял Джанет и отнес ее к себе. Она согнула руку за спину, чтобы расстегнуть лифчик. Ее маленькие груди, похожие на мягкие бледные фрукты с кончиками леденцов, прижались к лицу Ника, когда он осторожно положил ее на диван. Ее маленькие руки, сильные, как когти, потянулись к единственной одежде, которую он носил, и потянула ее с ног.
Ник вышел из-под ремня, и ее руки сразу же стали жаждать его тела, требуя, лаская, щипая, поглаживая.
Джанет ловко устроилась на кушетке, ее груди и белые конечности блестели в свете костра. Она изучала готовность Ника, и ее красный ротик округлился в восторге и предвкушении. Она погладила свою грудь кончиками пальцев, а затем позволила движению перейти в одну из вытянутых рук приглашения.
«Иди ко мне, дорогой. Скорее! Люби меня - Ник. Люби меня!»
Ник Картер позволил своим чувствам окунуться в экстаз и забвение. Это был факт жизни, а не смерти, и на данный момент он был в безопасности. Это место было безопасным. Эта женщина была его взятием.
«Нет пощады», - умоляла она. "Не проявляй ко мне пощады!"
Прямо над диваном было большое окно. Ник выглянул перед тем, как войти в женщину. На горизонте низко свисал бледный полумесяц и, по некоему случайному соединению, единственная звезда, расположенная в рогах луны. Полумесяц и звезда! На мгновение Ник подумал о кроваво-красных маках - на этот раз на следующей неделе он будет в Турции, и убийства начнутся.
Ник бросился в манящую красную мишень с той жестокостью, которую она у него просила. Джанет закричала от удовольствия и боли. Ни тогда, ни позже Ник не проявил к ней никакого отношения.
Человек за бортом
Бэннокберн плыл в плохую погоду через Мраморное море. Дело не в том, что погода была плохой - там была небольшая волна, - но Бэннокберн был таким старым судном. Кроме того, он был без груза и нес недостаточный балласт, который был плохо уложен. Итак, старое судно спускалось на нос, впивалась носом в каждую волну, поднималась и стряхивало с себя брызги, как потрепанная старая курица. Это была древняя ржавая посудина с некрашенной надстройкой, подпружиненными пластинами и туберкулезными насосами, которые едва удерживали ее на плаву. И все же в ней было какое-то жалкое достоинство. Она собиралась домой умирать.
Второй инженер объяснял это Норрису, новому нефтянику, поднявшемуся на борт в Суэце. Они покинули вонючее машинное отделение, чтобы подышать чистым морским воздухом и покурить за старомодным высоким мостом.
