- Хедара! – резче, чем следует позвал я секретаря. Женщина вплыла в мой кабинет, с блокнотом в одной руке и карандашом в другой. – Хедди, займись пожалуйста подготовкой Хльюи к балу.
Секретарь лишь вопросительно изогнула точенную золотую бровь.
- Она… Хльюи не любит публичности, Хедди. И очень нервничает. Боится опозориться. Думаю помощь более искушенной в этом плане дамы, ей не помешает.
Хедара ничего не ответила, лишь поспешно присела, показывая свое повиновение. Вот засранка! Все-таки обижается еще…
Хльюи Де Ронго
Я страдала. Мне не нравилось то, как надо мной уже несколько часов издевалась Хедара, которой Ильиз поручил подобрать мне подходящий к случаю бала наряд.
Меня одевали, раздевали, снова одевали и снова раздевали. Снимали мерки, заставляли не дышать, кололи булавками, накидывая на меня отрезы тканей. Материи мелькали у меня перед глазами, создавая видимость праздничного серпантина кружащего перед глазами. Мне было тяжело дышать. Душно и тошно от мельтешения людей и шелково-шифоновой мишуры.
Моего мнения никто не спрашивал. Всем заведовала Хедара, распоряжаясь, что унести, что убрать прочь, а что наоборот подать и где возможно закрепить.
С каждым новым витком ткани вокруг моего тела, я закипала, желая уничтожить дорогой салон по пошиву платьев, разнесся его в пух и прах, неуклюжим взмахом руки. Потом сказать «упс» извиниться и пойти счастливой домой. Но магия спала, дар величаво отвернулся от меня, показав свой ветреный тыл, и я была вынуждена терпеть издевательства.
Наконец-то не вытерпев, я сомлела. От такой духоты не мудрено. Когда меня привели в чувства, я недолго поборолась с приступом накатившей тошноты, и решительно отказалась от продолжения примерки, послав всех к Отреченному. Хедару я вежливо попросила возглавить колонну посланных в Холодные Чертоги и отправилась домой. Пешком, пренебрегая экипажем, в котором мы с секретарем мужа прибыли сюда.
Мне сразу стало легче дышать, стоило лишь выйти на улицу. Хотя дурнота еще не полностью улеглась. Я решила прогуляться до дома через так полюбившийся мне столичный парк. Дело шло к вечеру, а потому жара понемногу спадала, уступая место прохладе. Появился даже легкий ветерок, что игриво трепал подол моего простого платья и портил уложенную в косу прическу.
Парк, казалось, замер. Наверное, быть грозе.
И действительно в разрыве древесных крон я увидела, как сгущаются тучи, суля долгожданным облегчением уставшей от жары земле. Ветер становился всё свежее, иногда срываясь в порыве. Тогда приходилось жмуриться от поднятой ими пыли с земли, а иногда и вовсе отворачиваться.
