Три цветка апокалипсиса | страница 6



– Оденься и подожди здесь, – сказал папа-Лось. Он расстегнул пальто, и она увидела, что слева и справа у него на широком поясе висит по огромному папагану. Пошевелив пальцами рук, будто разминая их, папа-Лось подмигнул ей:

– Собаки, говоришь?

Он подошел к двери, открыл щеколду, выхватил оружие и вдруг стремительным рывком-кувырком выкатился наружу.

– Брось дуру! – услышала Лаванда его голос и сразу: БАХ! БАХ! БАХ!

Кто-то завыл дурным голосом, а в раскрытую дверь потянуло кислым паленым запахом. Раздался свист Жабы, рев приближающихся собак и снова: БАХ! – БАХ! – БАХ! – БАХ…

А потом все стихло. Кто-то тихонько подвывал в глубине двора, да скулила собака.

– Мартышка, – услышала Лаванда, – Выходи. Теперь можно.

Второпях одевшись в свои обноски, девушка, щурясь от света, вышла наружу. У самой двери лежал Жаба в луже крови. Верхней части головы у него не было. Папа-Лось стоял в центре двора, в каждой руке по папагану. Неподалеку валялся топор Жабы. У входа в бордель, прислонившись спиной к стене, стояла мама-Гюрза с остекленевшим взглядом. Рядом сидел, подвывая и баюкая окровавленную руку Цапа – один из бандитов Жабы. Кровавой цепочкой, от вольера к Лосю, лежали четыре дохлые собаки. Пятая, с огромной дырой в боку, пыталась куда-то ползти, волоча за собой задние лапы и клубок вывалившихся внутренностей. Скулила она. Лаванда и не знала, что собаки Жабы могут так жалобно скулить…

– Сорок пятый калибр, – улыбнулся папа-Лось, глядя, как округлились глаза Лаванды.

Он нажал что-то, и из одного папагана посыпались на землю пустые гильзы. Восемь штук.

– Девочка пойдет со мной, – сказал он маме-Гюрзе, указывая стволом на гильзы.

– Она стоит дороже, – прошипела та.

Папа-Лось усмехнулся своей обычной ухмылкой, поднял топор Жабы и вдруг метнул его в сторону бордель-маман. Топор вошел в стену над головой Гюрзы, наискось срубив часть ее высокой прически. Та дернула головой, но зажатые волосы не пустили ее.

– Нечисть поганая, – сказал пришелец, – Упокоить бы вас, да, боюсь, дети с голоду передохнут. Твоя жизнь, плюс восемь новеньких гильз – по-моему, нормальная плата.

– Иди к воротам, – сказал он Лаванде, и сам, не опуская оружия, спиной вперед, двинулся следом.

В лесу неподалеку, папа-Лось снял с дерева рюкзак и тут же взгромоздил его на плечи девушке – привыкай быть сильной – а сам зашагал налегке впереди, указывая дорогу.


Так начались странствия Лаванды.

Первое время ей каждую ночь снились кошмары, но тяжелая прохладная рука, ложилась ей на лоб, гладила ее по начинавшему отрастать ежику волос, и ласковый голос начинал говорить что-то хорошее, успокоительное. Она обхватывала эту руку, как утопающий соломинку, и кошмар уходил, уступая место сну без сновидений.