Но если в Бобруйске новая военная реальность врывалась в каждую клеточку жизни, то в Питере она пока ютилась на задворках. При известном желании ее можно было бы и не замечать. Занятия в Императорском училище шли своим чередом, становясь все ближе к действительным заботам коммерсантов. Вечерами зажигались огни театров, синематографов и других увеселительных заведений. В доме дядюшки продолжали собираться люди. Только от философии, права и литературы разговоры постоянно переходили к политике, войне и возможной революции. О революции и «грядущем Хаме» говорили шепотом, но все чаще и чаще. Революционерами оказывались и профессора, и актеры, и адвокаты. Было непонятно, как же еще стоит империя, если все вокруг революционеры. Впрочем, это не очень заботило юношу: Додик готовился к практической части обучения, которая должна была проходить в торговых конторах и банках. Но…
Несколько дней назад пришло письмо от бабушки. Тоном, не предполагавшим возражений, в нём сообщалось, что он должен срочно прибыть в Бобруйск на… свадьбу. Кстати, свою собственную. Дядюшка как-то решил вопрос в училище. Додику был предоставлен отпуск от учения «по семейным обстоятельствам». И вот он несется в поезде к дому.
Почему свадьба? Еще три месяца назад, когда он был дома, не было никаких разговоров о свадьбе. Точнее, был какой-то странный разговор, что «о будущем Додика нужно позаботиться», но это было как-то вскользь. И почему, скажите на милость, будущее – это обязательно свадьба? Так не делаются дела. Ему совсем недавно минуло семнадцать лет. По Закону жениться, конечно, можно и сразу после бар-мицвы – в тринадцать лет и один день. Но они же живут в новом, другом мире. Они – современные люди.
Ему нужно завершить образование, нужно сделать свой, не бабушкин, капитал. Хотя, конечно, от ее помощи он отказываться не собирался. Но и на ее шее сидеть бы не стал. Тогда можно подумать и о свадьбе, о своем доме. Не хочет же бабушка, чтобы он был нахлебником-шлимазлом? Додик продолжал теряться в догадках, когда поезд уже подходил к вокзалу Бобруйска.
Вокзал был все так же забит армейскими эшелонами. Гражданских на перроне было немного. Непривычно пустой выглядела и привокзальная площадь. Вместо снующей, галдящей и торгующей толпы возле крыльца теснились лишь несколько торговок да печальный полицейский.
Додик спрыгнул с высокой ступеньки вагона на перрон и огляделся. От привокзальной площади, перескакивая лужи, к нему бежал огромный и рыжий служитель Шломка из бабушкиной конторы. Добежав, он чуть не в охапку схватил юношу и повел – точнее, поволок – его к пролетке, ожидавшей их неподалеку.
