Ее влекло к океану, тащило туда со страшной силой, словно что-то гнало, заставляло, торопило.
Иной и впрямь решит, что в этом скрыт
Хоть и неясный, но зловещий разум…[10] – пробормотала она, сжимая виски руками.
Над городом парил цеппелин – много-много лет назад пойманный в тиски Ничто, не могущий ни опуститься, ни уйти вдаль, Увязший Голландец, вечное напоминание о том, что из Города нет выхода. Одни говорили, что вся команда и пассажиры давно мертвы, другие – что они превратились в существ, описать которых не хватит слов, а третьи шептали, что на Голландце и время течет по-другому, и мир вывернут наизнанку, так что сказать, что он мертв – так же сложно, как и сказать, что он жив.
Когда-то Миранда, как и другие самоуверенные и наглые юнцы, пыталась добраться до Голландца и своими глазами увидеть то, о чем перешептывались на углах. Но Голландец не поддался никому – попутно забрав жизни нескольких десятков самоуверенных и наглых юнцов. Он так и парил над городом – огромный, бесстрастный, потерявший выход, не нашедший вход.
Шахматный автомат на углу – грубо собранная из металла и дерева модель человека, сидящего за столом, – поднял руку, словно приглашая Миранду присоединиться к партии. Он всегда так делал, когда мимо проходили люди – или с периодичностью в полминуты, когда собиралась толпа. Наверное, в него был вмонтирован какой-то механизм, который распознает шаги, – подумалось ей. Ведь не может же он в самом деле обладать интеллектом. Хотя, надо признаться, партии он обычно выигрывал.
Иногда ей казалось, что в глазницах деревянной головы мерцают настоящие, живые зрачки – но она отметала сомнения. Вряд ли в этой фигуре мог сидеть человек – в таком случае он должен быть великолепным гимнастом. И еще более великолепным жуликом.
– С завтрашнего дня я больше не буду Деревянным Человечком, а стану настоящим мальчиком, как ты и все другие,[11] – тихо сказала она, погладив его по плечу.
Ей показалось, что внутри автомата что-то забулькало.
От стены напротив отделилась тень.
– Не надо, – серьезно сказал небритый здоровяк, поигрывая мускулами. – Убери руку. Или играй – или иди своей дорогой.
Она кивнула и поспешила прочь – шахматы никогда не были ее сильной стороной. Собственно, как и вообще какой-либо стороной.
Сворачивая в проулок, она оглянулась на автомат. На мгновение ей показалось, что тот поднял руку – и вращал кистью так, как мог только человек. Но охранник, поймав ее взгляд, загородил автомат – и ей послышался смех. Двух людей.
