Акерли буднично ответил:
— С перекрытия выезда леди из Британии. Не думаю, что она прямо сейчас спешит покинуть Лондон.
Хотелось бы в это верить, — едва заметно улыбнулся Мартин:
— Если вам потребуется дополнительно нанять работников, я оплачу связанные с этим расходы.
— У меня достаточно помощников, — уверил его мужчина. — Обговорим условия оплаты и нашу связь в случае необходимости. Отчёты о проделанной работе я вам буду предоставлять по первому вашему требованию…
***
Мартин приехал в особняк, когда полностью стемнело, и сразу же прошёл в библиотеку. Он знал, что найдёт Стэнли там.
Горевшая на письменном столе керосиновая лампа с матовым плафоном озаряла мягким светом дорогую мебель и картины на стенах, отбрасывала причудливые блики на книжные полки в нишах по обе стороны от камина. Толстый ковёр заглушал звуки шагов.
Сын сидел за столом, вытянув длинные ноги и скрестив их в лодыжках. Расслабленно откинувшись на высокую спинку кресла, он медленно потягивал виски. На столешнице стоял поднос с нетронутыми сандвичами с ветчиной и сыром и куском остро пахнущего рыбного пирога. Черты мертвенно-бледного лица виконта заострились и казались неподвижной маской. Растрёпанные волосы, расстёгнутая жилетка и распахнутая на груди рубашка, осоловевший взгляд потухших глаз.
Впрочем, лорд Малгри выглядел не лучше сына: осунувшееся усталое лицо, углубившиеся носогубные складки, скорбно опущенные уголки рта.
— Здесь Траффорд, — поднял глаза Стэнли на отца, кривя в ухмылке чётко очерченные и слегка припухшие губы.
Мартин подвинул стул к столу и сел напротив сына. Налил себе немного виски и залпом выпил, не морщась:
— Я с ним говорил утром.
Виконт не шелохнулся:
— Значит, вы всё знаете, — сделал глоток очередной порции горячительного.
— Знаю, — захрустел Мартин подсохшим сандвичем, вспомнив, что ничего не ел с самого утра. Да и не хотелось. — Только почему не от тебя?
Стэнли вздохнул и, посмотрев на крупную бочкообразную серебряную чернильницу в раскрытом настольном бюваре, вдруг вскинул на графа опасно заблестевшие глаза:
— Потому что вы не одобрите. Потому что вы не поймёте и станете указывать мне, что мне делать и как надо жить правильно. Жить по вашим законам и вашему подобию. А я не хочу так жить, — порывисто подался он к отцу. — И она не хочет. Странно, отец, правда? Она молчала два года, а теперь вдруг обвинила меня — меня! — в затее с подложными письмами. Сказала, что это я хочу от неё избавиться.
