И вместе с этим, в голову пришла интересная идея. Вернее, она как-то вдруг влетела мне в мозг и заставила говорить то, что может быть, в другое время я и не стал бы говорить. Но обстановка настроила и дала толчок словам.
— Владимир, — выпалил я, даже с вызовом, — а разрешите мне пригласить вашу дочь на свидание?
Все повернулись и в лицах я увидел некоторое удивление. Это ничуть не смутило меня. Зацепкин глянул на Аню, но она и бровью не повела, все ела свой салат. Как будто речь шла вовсе не о ней.
— Может быть, ты спросишь об этом Аню? — улыбнулся муж моей сестры, как будто почувствовал, здесь есть какой-то подвох.
— Дорогая Анна, — я демонстративно встал, — разрешите пригласить вас на свидание?
Полминуты она ела, а все смотрели не неё. Потом она взяла салфетку, промокнула губы и сказала:
— Хорошо, я пойду с тобой на свидание.
Довольно, с видом победителя, я окинул взглядом сидящих за столом.
— Но, предупреждаю, — продолжила она, — если мне что-то не понравится, я сразу уйду.
Она кинула салфетку на стол, встала и вышла из столовой.
— Договорились! — очень довольный, прокричал я ей в след.
Аня
Ну всё, он сам напросился. Завтра его жизнь станет невыносимой.
Я — сделаю её такой.
Это надо, какой наглец. Хоть и немного я встречала людей, но таких откровенных нахалов — только одного. И именно он, как ни крути, должен на мне жениться. Вот это он попал. Я конечно хочу замуж и точно знаю, что за него, но прежде хочу измотать все его нервы.
Пусть беспокоится. Пусть нервничает. И пусть падает на колени и умоляет. По-другому никак.
Около полвины седьмого я уже собралась. Хоть и должен был Тимофей приехать в восемь, но в семь я уже нетерпеливо ходила по комнате. То и дело, заглядывая в зеркало, дергала туда-сюда пряди волос, бесконечно проверяла, хорошо ли сидит платье. Завязывала бантик, который как бы подразумевался на поясе, но, в конце концов, оторвала его и бросила на пол.
Страшно. Волнительно и страшно. Что будет?
В сотый раз давала себе обещание быть строгой, и неприступной, но что-то подсказывало, что этого не будет.
А когда в восемь я вышла из дома спустилась по лестнице и пошла в направлении машины, у которой стоял Тимофей, я поняла, что забыла всё.
Боже за что? Он — словно Бог глянцевых журналов, а его кривая усмешка, просто сшибает с ног. Я шла и чувствовала, как затягивают меня щупальца его обаяния, как гипнотизирует взгляд, и весь его вид тянул меня, не давая путей для отступления. А когда он протянул букет маргариток, я и вовсе поплыла. Это заставило меня выдавить улыбку, о которой, ещё выходя из дома, я приказала себе просто забыть.
