— Ерохин, ты освободился?
— Да, сейчас, торшер вот включу!
— Не надо, так с елочкой уютнее! — Не хотела Лена, чтобы Ерохин видел её эмоции, Регинка взбаламутила то давнее, похоже, не совсем права Елена Прекрасная оказалась.
Ерохин опять пристраивался на пол.
— Садись на диван!
Лена повозилась, подвинулась, только вот нога опять оказалась у него на коленях.
— Да не заморачивайся, Лен, я что, совсем чурбан? Тебе же ногу надо держать повыше! На чем я остановился?
— На теремке!
— А, да, теремок — как в сказке — и не низок, не высок. Иван старался, своими руками отделывал все внутри, чтобы его двум раскрасавицам там нравилось, теремок и вышел на славу — соседи поговаривали, совсем сказочный получился. — Он помолчал, потом, вздохнув, продолжил. — А какой же теремок без баньки? Вот и отделывал целый год Иван ту баньку, себе на погибель, получилось. Банька вышла замечательная, светлая, с просторным предбанником, с вениками подвешенными на небольшом чердачке, с висящими в предбаннике пучками высушенных трав. Радовался Иван, на самом деле — дурак, такому уютному местечку для отдыха. Побратим пару раз просил приехать, попариться с друзьями в баньке. Иван один раз дал ключи, хорошо только от баньки, в теремок никого пускать не хотел — это только их троих место, негоже ещё кого-то пускать. Да потом сам себя и похвалил за дальновидность, баньку, можно сказать, отскребал после гостенечков, всякого там валялось. Отмыл, отскоблил втихаря, чтобы Елена его ни о чем не догадалась, да и полаялся с другом заклятым, сказав, чтобы ноги его больше не было в их местечке.
А друг заклятый затаил злобу лютую, да и удумал извести Ивана дурачка, выжидал только момента удобного. Ну и дождался. Так все сложилось, отмечали Иван со товарищи день свой, мужской на работе — заявились несколько знакомых, среди них и друг в кавычках. Иван смолчал — не станешь же при всех отношения выяснять, хотя все уже и было выяснено. Сидели ещё с часа два, покурить бегали, за жизнь потрепаться, вот и добавил дружок в Иванову рюмку хитрую таблеточку, без вкуса. Повело Ивана не на шутку, смутно помнил он, как ехал куда-то пассажиром, тащил его этот друг, лежал он где-то, почему-то раздетый, мельтешили перед ним какие-то лица… то ли женские, то ли ведьм каких-то видел, двоилось и расплывалось все. Сложно было ему и пальцем шевельнуть, и глаза открыть, сил совсем не было, и дико колотилось сердце, уплывал он куда-то, показалось ему в какой-то миг, что была тут и Елена Прекрасная, почему — то с ненавистью говорившая ему, что он мерзавец.
