— Все вернулись! Вот ведь… — разочарованно выкрикнула Има, пятясь к осыпавшемуся зеву камина.
Моа в это время пытался оттеснить наступающую нежить. Косая дверь слетела с единственной петли и с грохотом рухнула на обломки разрушенного Имой крыльца. Неупокоенные дружно рвались вперед.
Пока трое напирали на лича, еще трое шустро — слишком шустро и дружно для безмозглой низшей нежити — прошмыгнули мимо и разбежались в разные стороны. Надо отдать должное, остатки их гнилых мозгов соображали неплохо — нужно было держаться подальше от опасного противника и друг от друга, чтобы выбрав одну цель, лич непременно упустил бы другую.
Хотя бы на несколько мгновений. Им хватит.
Пока самый здоровый мертвяк, что при жизни, наверное, был настоящим богатырем, обходил Моа с тыла, самый быстрый и ловкий нацелился на Иму. Разгадав его намерения, девушка прижалась спиной к обломкам каминной решетки, судорожно зашарила рукой в поисках хоть какого-то оружия. Под пальцы попалась кочерга. Схватив ее, Има со всего размаха ударила врага по голове. Раздался омерзительный хруст, на пол брызнуло гнойной слизью, с застрявшими в ней кусками костей и мозгов.
Подавив рвотный позыв, девушка предупредила своего спутника:
— Лич! Сзади!
Он услышал — как раз дорубил на части самого настойчивого из своих врагов. Того здоровенного неупокоенного, что планировал напасть со спины, Моа привычным движением развалил на две ровные половины.
Остался последний мертвяк — безглазый, с развороченной грудиной и разорванным до самых ушей ртом. Оскалившись во все зубы, он кинулся на девушку. Та вскинула кочергу, но тут же выронила, болезненно схватившись за скрывающую грудь ткань холщевой рубахи.
— Отбивайся! Не стой! — рявкнул Моа, понимая, что может не успеть добраться до неупокоенного вовремя.
— Жжется! Больно… Жжется… — корчась от боли, прошипела в ответ Има.
Впав в какое-то необъяснимое оцепенения, она застыла на месте, согнулась пополам. Когда же мертвяк, целясь ей в шею, раззявил свою пастищу — девушка, не видя, наверное, ничего, наугад ткнула ему в зубы кулаком…
Брызнула кровь. Гнилая, черная — подоспевший лич снес безглазому мертвому полкорпуса одним ударом; и алая, живая — из прокушенной ладони Имы. Капли упали на пол, собрались в темную лужу, и голодные половицы старого дома жадно впитали ее.
— Что с тобой? Эй! — Моа тронул девушку за плечо. — Эй! Очнись. Твоя рука повреждена.
— Что? — вяло отозвалась Има, поднимая на лича мутные глаза.
