Глава 5
Липкий снег застилал глаза, забивался в уши и за шиворот пальто, но Матвей ничего не чувствовал. Время для него остановилось ровно в тот момент, когда из уст мелкой стервы вылетели последние слова. И сейчас его мозг пытался одновременно принять новую информацию и не дать эмоциям выйти из-под контроля.
Самодовольная улыбка Василисы не смогла скрыть сквозящую в ее взгляде настороженность, заметив которую Матвей, в конечном итоге, смог взять себя в руки.
Как бы девчонка не пыжилась, ее тоже не сильно радовала мысль об их тесном сосуществовании. Лучше поговорить с матерью и узнать, что за вожжа ей под хвост попала. Какого черта из сотен универов и академий они с Богданом выбрали для этой пигалицы, у которой одно шмотье на уме, Рэнвуд? Совсем с дуба рухнули?
Каждая их встреча делает его похожим на разъяренного бабуина, что не может здраво мыслить и горит только одним желанием, крушить все вокруг. А если это будет продолжаться ежедневно и будет мешать его учебе? Нет, он скорее позволит ей замерзнуть посреди дороги, в нескольких минутах езды от академии, чем лишится шанса получить диплом и поступить на службу в Трибунал.
— Если ты думала меня удивить, то у тебя получилось, — бросил ей Белорадов, разворачиваясь и собираясь вернуться за руль, — счастливо добраться до места на этих ходулях, рыжая.
Василиса, с круглыми от удивления глазами, рванула с места, пытаясь его остановить, но тут же, громко вскрикнув, упала обратно. Правая нога не слушалась свою хозяйку и отказывалась ей подчиняться, а острая боль отдавалась во всем теле.
— Это, между прочим, не ходули, а Кристиан Лабутен. А ты не можешь меня тут оставить! — чуть не плача, крикнула она ему вслед.
— Даже беспомощная, ты пытаешься качать права. Хочешь испытать, что я могу, а что нет?
— Я твоя сестра, Матвей…
— Я уже тебе говорил, и повторю еще раз — ты мне не сестра, — с губ Белорадова сорвался гортанный рык.
— Отлично, — не менее громко ответила ему Василиса, — вали на все четыре стороны. Пусть я замерзну до смерти, но оставлю послание для Вики и отца. Так и напишу на снегу — в моей смерти прошу винить Белорадова Матвея Дмитриевича! Это пятно на репутации тебе ни за что не смыть!
Остановившись рядом с водительской дверью, Матвей застыл на месте.
Нет, ее крики его никак не задели, лицо разъяренной богини не трогало, и на смешной план с прощальной запиской на снегу тоже было глубоко плевать. Но на слова о том, что чертовка может замерзнуть до смерти, его вторая сущность отреагировала совсем не так, как предполагалось. Никакой радости и веселья. Только яростное неприятие и неистовое желание защитить, которое никогда не было свойственно его мятежной натуре.
